Русский Фольклор

Волна сочувствия освободительной борьбе греческого народа против турецких завоевателей и восхищения героями греческой революции нашла достойное выражение в литературе и искусстве европейских народов. Достаточно напомнить о сюжете картины Э. Делакруа «Резня в Хиосе», о произведениях и о трагической судьбе поэта Ч. Байрона, о переводах новогреческих песен в творчестве В. Гете, В. Мюллера, об итальянских и французских литографиях — портретах Ипсиланти, Канариса, Миаули, Боццариса, Колокотрони, Маврокордато и других (они наводняли книжные лавки европейских столиц в 1820 — 1830-е годы, включая Петербург и Москву).
В России в эти годы переводятся и распространяются воззвания А. Ипсиланти, призывавшие греков выступить против турецкого владычества; создаются переводы, как, например, «Военная песнь греков»; появляются «Простонародные песни нынешних греков» Н.И. Гнедича, изданные в С. -Петербурге в 1825 г. билингвой, наконец собираются средства «в пособие греческим семействам».

Примечательную запись обнаружила Е.Н. Клитина в 1978 г. на полях описи Троице-Сергиевой лавры 1805 г. (СПМЗ, инв. №32, л.606) против описания шитой жемчугом пелены вклада царицы Анастасии Романовны: «пелена отдана в пожертвование грекам, о чем видно по делу 1824 г.». Из соответствующего дела 1824 г. (РГАДА, ф. 1204, оп.1. д.2560, 1824 г. лл. 35 об. -Зб) узнаем, что в 1824 г. с ведома Синода осуществлялась продажа «пожертвованных на искупление греков от Лавры жемчуга... на 13913 руб. 25 коп. и разных каменьев на 655 руб. ... с соблюдением выгоды...» (на 2-ой неделе поста). Справкой я обязана Св. Ром. Долговой.
Поэт В.В. Капнист в 1822 г. пишет два стихотворения: «К восставшему греческому народу» и «Воззвание на помощь Греции». В седьмой строфе этого «Воззвания» читаем:

Одним все духом, млад и стар,
И жены вспламенясь ко брани
Отважныя простерли длани:
И смертный отражен удар.

Эти строки напоминают об участии в освободительной борьбе греков отважных женщин Греции, наиболее прославленной среди которых была Бобелина.
Известия о ней русские читатели черпали из европейской печати, которая переводилась без промедления и становилась фактом российской отечественной литературы. Таковы, например, «Записки полковника Вутье о нынешней войне греков», изданные в Париже в 1823 г. и выпущенные в Петербурге в русском переводе Ореста Сомова уже через год, в 1824 г. И в оригинале, и в переводе текст сопровождается портретами героев-греков, гравированными по рисункам автора — полковника Вутье. Бобелина получила здесь выразительную, но только словесную характеристику (цитируется в переводе О. Сомова): «Увидели мы знаменитую Специотку Бубулину, коей суда в то время блокировали Анапли (Навплию — О.Б.)... Ей отроду 45 лет, но она еще очень хороша собой и в обхождении ловка и развязна. Она усердно смеялась, слыша от нас, что о ней много толкуют в Париже и продают ее портреты, на которых она представлена вооруженною пистолетами и большою саблею. Она отнюдь не Амазонка, но благородством души и пламенною любовию к отечеству уподобляется древним Спартанкам. Муж ее за несколько лет пред сим умерщвлен в Константинополе, а старший сын убит в начале нынешней войны. Она привела к нам младшего...» .
 
В русской дворянской среде «Записки» Вутье читали и в оригинале, не обращаясь к русскому переводу: в архиве Муравьевых, например, сохранился французский экземпляр 1823 г. (ныне в библиотеке Пушкинского дома); в библиотеке декабриста Г.С. Батенькова находились и французский, и русский экземпляры.
Еще раньше, в 1822 г. в двух городах Германии — в Гамбурге и в Готе — появились два литературных произведения, связанных с Бобелиной; гамбурское осталось нам недоступным; о другом, изданном в Готе, известно, что оно принадлежит перу немецкого романиста Христиана Августа Вульпиуса. Автор вводит здесь гречанку Бобелину в круг действующих лиц одного из многочисленных своих романов «Лионардо Монтебелло».
Действие романа проходит то на островах архипелага, то на Кипре, то в пещере Геомантика, то на корабле, то в храме. Бобелина попадает в руки морских разбойников, ее продают турецкому паше Ибрагиму, но затем спасают. Поразительно пестрая среда окружает героиню: здесь иудеи, итальянские карбонарии, тамплиеры, квакеры.
 
В конце романа Бобелина слагает шлем и меч у алтаря храма, раздает свои украшения и военную добычу, сама же удаляется в монастырь.
Все эти приключения достаточно далеки от реальной судьбы Бобелины, но характерны для авантюрно-приключенческих сочинений Вульпиуса, автора известного цикла о разбойнике Ринальдо Ринальдини. Героиня получила здесь, кроме словесной характеристики, еще и гравированное изображение, напоминающее то ли Жанну д'Арк, то ли деву валькирию. В тексте романа сообщалось, что искусный гравер работает над изображением Бобелины.
Уже в 1823 г. роман Вульпиуса издается в Москве в русском переводе Андрея Пеше. Переводчик, известный как чиновник, служивший в театральных кругах, возможно, не имел достаточного литературного опыта. Во всяком случае в его переводе встречается немало шероховатостей. Русские издания сопровождаются изображением Бобелины (верхний рисунок), перегравированным с немецкого оригинала в соответствии с ее словесным портретом: «Глава ее была покрыта блестящим шлемом, который был украшен белыми развевающимися перьями; воинская одежда ее была вся вышита золотом; острый меч блистал в руках ее — словом, все делало ее подобною богине брани». Еще в предисловии сообщалось, что Бобелина «скинула с себя красивую одежду... Облеклась в тяжелые латы, украсила главу свою рыцарским шлемом, вооружилась булатным мечом и острым копием и, подобно богине брани, устремилась на поле чести, избрав себе в сопутницы славу, сплетающую для нее из зеленых лавров венки бессмертия» .
На гравюре в русском издании читается подпись: «Бобелина — греческая Героиня». Ниже девиз: «Любви к Отечеству сильна над сердцем власть». На титульном листе среди выходных данных мелкомасштабный пейзаж с подписью: «Августов храм на острове Миле». В тексте помещены гравированные иллюстрации: «Греческий танец на острове Паросе», «Жители острова Патмоса». Титульный лист второй части книги дополнен изображением интерьера церкви Иоанна Предтечи на острове Патмосе.
В книге помещено несколько стихотворных эпиграфов, в том числе из Г.Клейста. Прозаический текст насыщен стихотворными вставками: «Романс», «Гимн солнцу», «Военная песня греков на острове Самосе», «Шутливая песня» и другие. Два стихотворения — «Песнь на новое празднество в Самосе» и «Корабельная песнь» — переведены литератором С.Н. Глинкой, что отмечено в примечаниях издателя. «Корабельную песнь» С.Н. Глинка опубликовал еще раз в том же 1823 г. в журнале «Новое детское чтение», где указано, что это перевод с немецкого (ч.1, с.86-87).
 
Роман Вульпиуса «Бобелина» не прошел незамеченным для С.Н. Глинки. Когда он готовит к изданию книгу «Картина историческая и политическая Новой Греции» (Москва, 1829), он заимствует немецкую картинку с изображением Бобелины и помещает ее рядом с перегравированными итало-французскими литографиями греческих героев (только И.А. Каподистрия в этой книге печатан по акварели русского художника П.Ф. Соколова).
В тексте книги по мере изложения характеризуются избранные герои-греки. Вот что сообщил С.Н. Глинка о Бобелине: «Бубулина, уроженка острова Специи, лишась мужа, который, вступясь за утесненных сограждан, казнен по повелению Султана, впала в мрачную задумчивость. Ни знаменитая порода, ни богатство, ничто ее не занимало; в сердце ее осталось одно владычествующее чувство: ненависть к туркам. Протекли 9 лет и слезы ее не осушались в недрах семейства, как будто бы отдалившегося и от целого мира, и от всех утешений земных. Но вдруг в пределах Греции загремел клик свободы. Сей клик оживотворил Бубулину новым бытием. Праведное мщение закипело в ее душе. Казнь мужа убедила ее, что добродетели побуждения благородные суть уголовные преступления в очах мучителей злополучных греков. Положа на олтарь отечества все свое богатство, она вооружила три собственные судна и вместе с потомками героев Саламинских ополчилась за честь и независимость Греции. Среди опасностей и трудов дух ее возвышался час от часу более. Призвав на главное свое судно юных сынов своих, она сказала им: «Дети! Мучители нашего отечества лишили вас отца, а у меня отняли супруга. Оживим его подвигами нашими. Он жил для греков; он не страшился возвысить укорительный голос, когда длань турков, неутомимая в грабительстве, требовала новых налогов. Он умер за греков, отомстим за смерть его. Настал час свободы Греции!»
Напомним, что эти строки читались в России во время русско-турецкой войны 1828 — 1829 гг.
Среди литературно-публицистических источников, которыми располагал С.Н. Глинка при подготовке своей книги, скорее всего были сочинения Пукевиля, которые издавались в Париже с начала XIX в. и были достаточно известны в России (в частности, «История возрождения Греции», 1824). Пукевиль называет Бобелину героиней, подробно описывает ее деятельность. Упоминание «героической Боболины» («l'heroique Bobolina») из Специи содержалось и в книге «Histoire de la revolution grecque» (Paris, 1829).
 
Как мы могли убедиться, в русской читательской среде 1820-х годов не было недостатка в известиях о Бобелине, героизм и отвага которой восхищали профессионального военного Вутье, дипломата и писателя Пукевиля, — немецкого романиста Вульпиуса, русского литератора С. Глинку. Но гравированная картина — книжная иллюстрация 1820-х годов — отнюдь не исчерпывала характеристику Бобелины.
Первая попытка вывести Бобелину со страниц книги и превратить ее изображение в станковую гравюру принадлежит А.А. Осипову, который несколько видоизменил ее облик, хотя и отталкивался от немецкой картинки (он убрал, например, пышные перья на головном уборе, вообще придал героине менее воинственный вид) . Но гравюры А.А. Осипова не нашли такого распространения, как возникшие вскоре народные картинки или настенные листы — гравюры на меди с несложным пояснительным текстом. Иногда эти картинки раскрашивались от руки в две-три локальные краски.
В русском быту они распространялись довольно широко, притом в различных социальных сферах. В 1830—1840-е годы их можно было увидеть во время длинных путешествий по России в домиках станционных смотрителей, а то и в кабинетах или гостиных помещичьих домов.
Упоминание именно таких графических листов находим в «Мертвых душах» Н.В. Гоголя при описании обстановки в гостиной провинциального помещика Собакевича (I том, 5-я глава): «На картинах всё были молодцы, всё греческие полководцы, гравированные во весь рост: Маврокордато в красных панталонах и мундире, с очками на носу, Миаули, Канари. Все эти герои были с такими толстыми и неслыханными усами, что дрожь проходила по телу... Потом опять следовала греческая героиня Бобелина, которой одна нога казалась больше всего туловища тех щеголей, которые наполняют нынешние гостиные. Хозяин, будучи сам человек здоровый и крепкий, казалось, хотел, чтобы и комнату его украшали тоже люди крепкие и здоровые».
Приведенная цитата свидетельствует о бытовании в России народных картинок с изображением греческих героев с характерной для них гиперболизацией образов, яркой раскраской и меткостью. Как правило, остаются неизвестными имена непосредственных исполнителей — художников и граверов, но время и место их достаточно тиражированного издания указывалось в цензурных пометах в нижней части каждого оттиска.
 
Самое раннее изображение Бобелины в русской народной картинке представляет ее всадницей на коне. Оно имеет дату — 1829 г. и подпись московского цензора — все того же литератора С.Н. Глинки (он служил цензором недолго). Варианты изображения Бобелины на коне появлялись в картинках и в дальнейшем — в рост (без коня). В русской графике и в быту эти народные картинки издавна полюбились, поэтому их бережно хранили коллекционеры, а также библиотеки, музеи, архивы.
Заметим, что Бобелина в рост и Бобелина на коне отличаются масштабностью, крепостью, силой и характерной для примитива статичностью образа. Костюм Бобелины носит ориентальный характер: на ней шаровары, чалма, широкий пояс, иногда расшитый платок (и никаких следов римского шлема); она вооружена саблей.
Перед нами образ, навеянный, может быть, известным на Руси еще с давних пор позднегреческим эпосом о Дигенисе Акрите, в котором выступает дева Максимо. Напомним, как
На вороном коне она сидела благородном, Бобровым мехом плащ ее был шелковый отделан, Зеленый головной платок расшит искусно златом, Орлиных крыльев на щите изображенье было, И аравийское копье и меч она держала.
В «Девгениевом деянии» — древнерусской редакции «Дигениса Акрита» — это дева Максимьяна, которая «мужскую дерзость имеет».
С другой стороны, этот образ питался представлениями о славянке-богатырше, например, о жене Ставра Годиновича:
А садилася да на добра коня, Брала все доспехи богатырские, Брала все забавы молодецкие: Тугой лук и колены стрелы, Брала палицу она булатную, И копье-то брала долгомерное, Выезжала она да во чисто поле, Тут стоит дружинушка хоробрая...
Эпический характер картинок с изображением Бобелины следует объяснять слиянием обеих старинных традиций — позднегреческой и славянской. В том же духе изображали на Руси прославленных героев-всадников — Александра Македонского, Бову королевича, царя Пора Индейского.
 

 
Немалую роль выполняли в картинках гравированные.подписи, поясняющие, чем примечательна та или иная персона. Приведем две подписи, сопровождавшие Бобелину на картинках 1839 г.
На гравюре со стоящей Бобелиной, вооруженной саблей, читается:
 
Коль жизни не щадим за славу и честь,
Бессмертие чрез то мы можем приобресть.
 
Ниже: «Сия героиня образец семейственной любви, мужества и патриотизма, оплакивала своего супруга, которой сделался жертвою турков во время возмущения. Обладая великими богатырствами, она вооружила 7 кораблей, которых сила возрастает вместе с греческим флотом в Архипелаге. Три фаланга также сънабдены были ее издержками. Она ими начальствует, сражается и осаждает неприятелей с быстротою древней Спартанки». Выше: «Печат(ать) поз(воляется). М(осква). 1839. Мая 12д(ня). Ценс(ор) В. Флеров».
 

 
Для конной героини сделана подпись сверху: «Бобелина» (прописными буквами) и внизу: «По неустрашимости известная вдова Бобелина храбростию и силой своею многих мужчин превосходит. Отроду имеет около 30 лет. Видно в молодости своей была очень хороша. Ездит верхом на коне в приличном ей платьи и с греческими знаменами. Защищает остров Фазос, откуда Турки получали карабельной лесъ». Выше: «Печат(ать) поз(воляется). М(осква). Майя 1839. 18 д(ня). Ценс(ор) В. Флеров».
Как видим, словесное обрамление отличается здесь от книжного; оно лаконично, информативно и не лишено гиперболизации, как и сами изображения. Недаром у Д.А. Ровинского в заключении к названному труду упоминается «пресловутая воительница греческая Бобелина, женская персона капитального размера...».
Чем больше времени проходило после греческой революции и после русско-турецкой войны 1828 — 1829 гг., тем явственнее отступали черты героизации Бобелины. Вперед выдвигалась ее физическая красота, корпулентность, выносливость. Впервые русские читатели встретились с подобной переоценкой в «Мертвых душах» Н.В. Гоголя. Возможно, что под впечатлением гоголевских строк известный литературный критик В.Г. Белинский в частном письме к жене в 1846 г. сравнивает ее за успешно преодоленные жизненные трудности именно с могущественной Бобелиной.
 
В 1854 г. И.С. Тургенев в повести «Затишье» уподобляет греческой героине нелюдимую красавицу Марию Павловну, сравнивая ее с Церерой или Юноной и вкладывая в уста помещика Ипатова следующую ей похвалу: «Ты у меня настоящая Боболина!».
Писатель Г.Н. Данилевский в сочинении «Беглые в Новороссии» (1862 — 1863 гг.) упоминание Бобелины предоставляет слуге — камердинеру Аксентию Шкатулкину, который называет «одну гречанку... девицу неизмеримую-с, сущую королеву Бобелину-с...» . Так героиня-богатырша становится как будто бы просто великаншей, во всяком случае, в просторечной бытовой практике. Но наряду с таким «опрощением» продолжалось и прославление Бобелины-героини: в 1850 г. в Москве издается офорт «Бобелина Героиня Греции», отпечатанный в металлографии А. Ахметьевой (илл. 54). Это Бобелина на коне с саблей наголо на фоне сражения.
 

 
Видно, что гравюра выполнена по образцу первых картинок 1820 — 1830-х годов, только обновилось вооружение солдат (здесь ружья со штыками) и опущен пояснительный текст. Этот скромный нераскрашенный лист напоминает «Бобелину» 1820-х годов, опубликованную В.М. Полевым по экземпляру Государственного исторического музея.
В 1858 г. профессор Петербургского университета Г.С. Дестунис отмечал в своих «Очерках возрождающейся Греции», что «лубочные изображения Бабулины, Боцари и других деятелей... и теперь еще попадаются искателям старины». Писатель Н.С. Лесков в повести «Детские годы» (1874 г.) упоминает, как в 1840-е или 1850-е годы монах Нежинского монастыря Диодор «рассказывал... о храбрости давних и недавних греческих греков вроде Колокотрони, Ботцариса и Бобелины».
 
Как мы могли убедиться, о Бобелине в России знали и помнили достаточно долгое время. И хотя вскоре после ее трагической гибели (1825) в журнале «Московский телеграф» была помещена заметка «Смерть Вувулины», в народных картинках ее продолжали прославлять как живую и деятельную.
В наши дни, когда упоминание Бобелины все чаще и чаще требует комментариев, неизменно занимает положенное ей место та или иная гравюра на меди (народная картинка «Греческая героиня Бобелина» второй четверти XIX в.) на любой выставке русской графики. Возможно, что с влиянием этого выразительного образа на современных иллюстраторов мы встречаемся в сборнике русских исторических повестей 1986 г. , в котором «Наталию боярскую дочь» Н.М. Карамзина (конец XVIII в.) представили в воинских доспехах на скачущем коне.
Но не в книжных иллюстрациях, а именно в народных картинках с занимательными подписями греческая героиня Бобелина вошла в русскую культуру XIX в. и остается своего рода эталоном храбрости и незаурядной отваги — богатыршей нового времени.
 
О.А. БЕЛОБРОВА