Русский Фольклор

Начало: Об изучении детской традиционной культуры

Пластический декор абашевской игрушки отличается особой выразительной силой, лаконизмом и монументальностью, что позволило таким мастерам, как Т.Н. Зоткин, превратить игрушку в декоративную скульптуру.
Этот характер декора абашевских игрушек непосредственно проистекает от отделки местной гончарной посуды лепными поясками с ребристыми вмятинками и налепами. Замечательная коллекция керамики конца XIX — XX вв., собранная у селян художницей И. Каллимулиной, наглядно свидетельствует о связи игрушки с гончарством — мужским промыслом старообрядческого населения в Абашеве.
Как и поливная посуда, сменившая чернолощеную керамику, в начале XX в. абашевская игрушка тоже была поливной. Однако ярмарочное назначение игрушечного товара диктовало для большей его привлекательности яркость, красочность. И поскольку традиций орнаментальной росписи в Абашеве не было (узорочье, как правило, — женское мастерство), мастера стали окрашивать игрушки в локальные цвета: красный, зеленый, синий, голубой. Краски разводили на яйце, отчего игрушки блестели, будто политые цветной глазурью. Возможно, цветная поливная керамика и оказала здесь свое влияние. Следует также заметить, что в новой манере красочного декора («золочение» цветных фигурок бронзой и крытье их определенных частей серебрянкой) отразилось мифическое народное сознание.
Черты мужского промысла усматриваются также и в технологии изготовления игрушек. Для быстроты работы и удобства формовки пустотелости дудок мастера применяли целый набор палочек-протыкалочек. Их делали из клена, после обстругивания тщательно выскабливали стеклом до гладкости.
Этот традиционный инструмент абашевских дудошников сохраняется до сих пор. Именно от его качества зависит чистота звука свистулек, он же определяет пластические особенности игрушек, например, форму столбика глиняной куклы. Для формовки же кукольных лиц мастера использовали формочку, снятую с головки городской куклы. Скорее всего моделью для этого штампика, сделанного еще в начале нынешнего столетия, послужила фарфоровая кукольная головка из подмосковной Гжели. Под впечатлением же великолепных праздничных уборов, какие носила еще тогда соседняя мордва, абашевские мастера долепили к изящному белому личику высокий головной убор типа кокошника с рядами налепов — украшений и дали название кукле — «Мордовочка». Этот интересный образец сохраняется до сих пор, как и штамповка, ставшая традиционным приемом в абашевской игрушке.
Прочность местных художественных и ремесленных промысловых традиций, связанных с живой еще старообрядностью, проецируется и на детскую традиционную культуру. Так, дети до сих пор активно участвуют в современных пасхальных обрядах. Рано утром на Пасху собираются небольшими группами по возрастам и обходят дворы с мешочками (раньше их шили специально) для сбора пасхальных яиц. Более старшие дети с той же целью ходят на кладбище (новое; старообрядцы в Пасху кладбище не посещают). После обхода соседей дети качаются на качелях, сидят на крылечках, меняются подарками, лакомятся пасхальными подношениями.
Коренные жители села, особенно из семей, занятых раньше промыслом, показали себя как памятливые хранители произведений детского фольклора, игровых и обрядовых традиций. Так, Мария Исаевна Краюшкина (1934), дочь потомственного «горшошника и дудошника» И.Н. Краюшкина, изготовила традиционное обрядовое печенье. Ее жаворонки с птенцами на спине (архаичный вариант) и яичками в гнезде (более поздний вариант) представляют интересный пример сплава языческого и православного религиозного содержания в народной обрядности. Птиц надевали на палочку, дети залезали с ними на крыши амбаров и кричали:

Жаворонки-кулики,
У вас носы велики!
Прилетите к нам,
Тепло лето принесите,
А зиму от нас возьмите!
Нам зима-то надоела,
И весь корм у нас поела.
Летит кулик на просте (т.е. палочке)
Несет кузов на хвосте,
А как в этом кузовке-
Красненько яичко!

Последнее четверостишие традиционной заклички, как и гнездо с яичками на спине жаворонка, — это предвестники Пасхи. Откликаясь на христианские праздники, народ сохранял таким образом бытование древнего языческого обряда, в данном случае, закликания весны.
Среди другого обрядового печенья (кресты, лесенки), изготовленного М.И. Краюшкиной, своей редкостью привлекают внимание «бараны». «Ярьев» и «баранов» пекли в Абашеве на Вербное воскресенье, после утренней молитвы давали детям и одну «парочку» оставляли на первый выгон скота — для скармливания баранам, овцам, ягнятам. Это печенье имеет архаичную форму в виде П-образных загогуль, изображающих, по-видимому, рога — знаки древней скотоводческой обрядности.
Из игрушек И.И. Краюшкина воссоздала образец местной тряпичной куклы, свернутой из шаболов (тряпок). Изготовление куклы сопровождалось припевами, приговорами, записанными впервые. При подборе лоскута напевали:

Шабалы, вы, шабалы,
Шабалы-балочки,
А мы жили в уголке,
В одном уголочке.

Приговаривали, пришивая грудь к туловищу куклы:

Сиськи — по пуду,
Работать не буду,
Пойду к старосте просить:
— Тяжело сиськи носить!
А староста приказал:
— Вези сиськи на базар!

Процесс изготовления игрушки — живой типичный пример синкретизма в народной культуре.
Экспедиции в Ярославскую область (Даниловский и Мышкинский районы) в 1994 г. отличались от предыдущих обследованием деревень, где отсутствовало промысловое производство игрушки. Однако и здесь сбор материала оказался результативным.
Деревенские старожилы 1900—1920-х годов рождения хранят в памяти весь цикл детского обрядового календаря. Примечательны местные особенности обрядов, проходивших с участием детей, и их трансформация. Так, в деревне Климове Мышкинского района в 1900-е годы мальчики еще носили в Рождество вертеп: сами делали ящичек на палочке, в него ставили иконку «Рождество Христово» и свечку, а сверху крепили звездочку.
Позднее, в 1910—1920-е годы рождественское славление Христа проходило уже со звездой без вертепа, а также с елочкой, украшенной деревянным крестиком, звездой из фольги и свечками. В Даниловском районе в деревне Федурино «в заговенье под Новый год Коляду кричали» только партии девочек, а рождественскими «христославами» со звездой (ее делали из соломы) ходили только мальчики. В деревне же Нефедьеве «Коляду собирали» сообща: мальчики одевались ряжеными, плясали в самодельных бумажных масках, а девочки пели под окнами «Пришла Коляда»... и принимали подаяние. Заметим, что пожилые люди, выросшие в церковных и особо религиозных семьях, по понятным причинам, вообще не знают таких обрядов как колядование, закликание весны и других обрядов народного календаря.
Ярославское обрядовое печенье также имеет отличительные особенности. Грачевники, испеченные Александрой Ивановной Новиковой (1913) из деревни Нефедьево Даниловского района, безусловно, не содержат того рукотворного мастерства, что жаворонки и кулики, слепленные искусными мастерицами-игрушечницами. Зато долгоносые птицы с глазами-угольками, с перьями в хвосте и по бокам, представляют более архаичные образцы обрядового печенья, какое готовили здесь в каждом доме при участии детей «на Гарасима-грачевника» 4 марта. В Мышкинском районе, где, кроме грачевников, пекли также и жаворонки, был записан оригинальный вариант детской песенки-заклички от Анны Тимофеевны Мельниковой (1909) из деревни Большое Поповичево:

Жавороночек-кокуленочек!
Ты стихи поешь,
Стихи ангельски,
Все архангельски!
Жалоба кладешь на крестьянина,
На крестьянина, на богатого:
Он вспахал-вспахал чужу полосу,
Взборонил-взборонил чужу межицу,
Разорил-разорил моих детушек,
Моих детушек-жавороночков.

А.Т. Мельниковой были также воссозданы пасхальные голубочки, которых подвешивали к потолку над столом. Птичек делали обычно дети из пустых куриных яиц с бумажными крыльями и хвостом в гармошку. Изготовление голубочков было традиционным предпасхальным занятием деревенских детей вплоть до 1950-х годов.
В Мышкинском же районе было зафиксировано бытующее до сих пор народное название игрушек «потешки», встречающееся теперь крайне редко (деревни Мартыново, Климово).
Собраны также сведения по традиционным «домодельным» крестьянским игрушкам, сопровождающим ребенка в разные периоды жизни, начиная с рождения. Для новорожденных обычно подвешивали к люльке «брякотушки» из пуговиц, катушек, баночек с камушками, по определенной технологии делали погремушки из мочевого пузыря домашних животных. Сначала пузырь натирали золой, раскатывали, пока он не растянется и не станет мягким. Затем клали внутрь него горох или камешки, надували через соломину, перетягивали льняной ниткой и сушили у печки. Получалась звонкая погремушка, используемая потом в качестве мяча и более старшими ребятами. Для начинающих ходить взрослые мастерили ходульки — стульчик на колесах и каталки на палочке, коней на колесах — для мальчиков. Для забавы служили колотушки, вертушки, волчки, куклы из соломы. Распространенной игрушкой был мяч, скатанный из коровьей шерсти и обшитый тряпкой — «шиткой» (Мышкинский район). Бытовала также традиция изготовления игрушек пастухами. Так, Дмитрий Сергеевич Смирнов (1912) из деревни Балакирево Мышкинского района делал на пастбище для деревенских ребят трещотки, свистульки из бузины, рожки, бумажные змеи — «латухи», луки, гнутые из черемухи или рябины, домики и другие.
Удалось реконструировать повсеместно распространенный и, судя по всему, древнейший тип щепной игрушки, называемый крестовиной, крестик.

Крестовина — традиционная щепная игрушка. 1994 г.

Эти игрушки мастерили сами дети (иногда и взрослые), как правило, в зимнее время, когда в домах щепали много лучины. Выбирали ровные тонкие лучинки и на основе креста собирали разные конструкции в виде пересеченного ромба. При выпадании даже одной лучинки вся хрупкая конструкция мгновенно распадалась — вот почему эта традиционная игрушка не представлена ни в одной музейной коллекции и не описана в литературе. Смысловое значение этой, на первый взгляд, незатейливой забавы, служившей для развития простейших конструктивных навыков у детей, помогла расшифровать экспедиция в Мордовию в 1992 г. Эта популярная у мордвы игрушка называлась «эрзянь пазава», что в переводе с эрзянского значит «Богоматерь, икона». Следовательно, и русская крестовина была не иначе, как символом, солярным знаком, который повторялся во всех предметах народного искусства. Существовал он и в игрушке.
Среди набора игрушек всегда находился инструментарий: самодельные топорики, лопатки, косы, трепала разного размера и для детей разного возраста.
Для девочек во всех обследованных в экспедициях деревнях делались тряпичные куклы, к ним — коляски на колесах, а для игры — специальные домики, называемые по-разному: клетушки, избушки, горуны. В них дети собирали целые коллекции из камушков, черепков, коробочек, пузырьков, фантиков, лепили из глины кукольную посуду и кушанья, шили приданое для кукол.
Были также зафиксированы случаи особого хранения в домах старых детских игрушек, что является отголоском их магической функции в прошлом. Так, Александра Ивановна Григорьева (1912) из деревни Мартыново Мышкинского района бережно сохраняла куклу дочери, купленную в городе в 1942 г., и кукольную кроватку добротной местной столярной работы 1920-х годов, приобретенную экспедицией для музея живой сергиевской культуры.
Другая жительница той же деревни Анна Васильевна Щеникова (1915) воссоздала один из типичных образцов тряпичной куклы традиционной конструкции. Ее кукла-столбик набита куделью (обязательно), перекрещена ниткой—туго перевязана на груди крестом (знак плодородия), с безликой «харицей», с косой из льна (тоже обязательно). Заметим, что, например, северные варианты народных тряпичных кукол имеют более твердую основу: ткань туго свертывается в рулон или обтягивает палку, что свидетельствует о генетической их связи с деревянными идолами. Мартыновская же кукла, непременно набитая куделью, с косой из чистого чесаного льна, характеризует местные занятия мышкинцев льноводством и в этом смысле этнографична. Интересно к этому добавить, что маленькие снопики льна называли здесь куколками.
В том же доме А.В. Щениковой была сделана еще одна уникальная по своему содержанию находка — кукла, выполняющая роль заместителя умершей сестры. Хозяйка сама купила эту красивую современную куклу из пластмассы в 1980 г. после смерти незамужней старшей сестры Марии, которую почитала как мать. Безымянная кукла сидит всегда на одном месте — на подоконнике за занавеской, сохраняется в чистоте, внуки с ней не играют и никогда не выносят из дома. «Как заскучаю, посмотрю на куклу и вспомню сестру-то, и полегчает. Так и живет у меня заместо Мани», — говорит А.В. Щеникова.
Аналогии мартыновской кукле есть в фольклоре. В русских сказках: «Василиса Прекрасная», «Князь Данила-Говорила», «Морской царь и Василиса Премудрая», «Царевна в подземном царстве», «Грязнавка» — действуют куколки — волшебные помощники, которые кого-то спасают, кому-то покровительствуют или охраняют общественную мораль и нравственность. Как пишут исследователи (В .Я. Пропп, Е.Н. Елеонская), сказочные куколки генетически связаны с подземным миром, с царством мертвых. Они служат как бы заместителем умершего и всегда требуют к себе почтительного отношения. В один ряд с этими фольклорными образами может быть поставлена и мартыновская кукла. Сама же А.В. Щеникова, жительница деревни Мартыново Мышкинского района Ярославской области, — редкий носитель древней традиции, воскресшей из глубин народной памяти на исходе XX в.