Русский Фольклор

История ремесла резьбы
А.К.Чекалов Издательство «Искусство», 1974 г.

Начало — История ремесла резьбы

Нет сомнения, что ремесло деревообработки и плотницкого строительства существовало на Севере задолго до начала славянской колонизации, но памятники угро-финской резьбы I тысячелетия н. э. нам неизвестны. Возможно, они были сходны с изделиями 1500 года до н. э., найденными А. Я. Брюсовым при раскопках на реке Модлоне в Чарозерском районе.
В годы расцвета средневекового Новгорода северные земли вплоть до Белого моря и предгорьев Урала служили важной промысловой базой для новгородских бояр и для их соперников, ростово-суздальских и московских князей.
На берегах Белого моря и многоводных рек вырастали укрепленные поселения, соляные варницы, семужные заколы. Отсюда везли дорогую пушнину и рыбу, смолу и воск, кожи и сало. При волоках и речных путях с X—XII веков возникают города: Белозерск, Вологда, Каргополь, Вельск, Тотьма, Великий Устюг, Холмогоры, которые до конца XIX века сохраняли значение торгово-ремесленных центров.
Процесс постепенной славянизации края совершался, по-видимому, преимущественно мирным путем, хотя в новгородских летописях от 1038 и 1078 годов есть указание на жестокие столкновения колонистов-ушкуйников с чудскими племенами.
Несомненно, аборигены оттеснялись с лучших земель и вынуждены были отступать на окраины, в тундру, за Урал.
Еще в XIX веке в некоторых районах Вологодского края сохранялись «чудские ямы», остатки хижин, где жили скрывавшиеся в лесах потомки первоначальных обитателей Севера. Вместе с тем происходила активная ассимиляция, взаимопроникновение культур. Практика смешанных браков, сходные элементы в языке, обычаях, одежде, жилище у русского населения с их соседями — коми, карелами отмечены этнографами XIX—XX веков.
Русское население Севера постоянно увеличивалось за счет землепашцев из более южных областей, разоренных татарским нашествием, бежавших от опалы боярских детей, монахов-пустынников, «гостей» и ремесленников, оседавших в быстро растущих городах и посадах.
Этот второй поток населения устремлялся на земли, еще не занятые колонистами, расселяясь по берегам малых, несудоходных рек, проникая в глубинные районы, на водоразделы.
Активная иммиграция продолжалась и в XVI—XVII веках. При Иване Грозном на Север переселилось множество новгородцев, спасавшихся от царской тяжелой руки.
Так, например, на реке Кокшеньге, по местному преданию, обосновались атаманы Сила и Бусырь, от которых ведут свой род многочисленные семейства Силинских и Бусыревых, живущие и поныне в старинной деревне Новгородовской и соседних с ней селениях. Во многих районах Севера крестьяне до конца XIX века сохраняли память о своем боярском происхождении.
После реформ патриарха Никона на Север потянулись старообрядцы, образовавшие вместе с местными староверами мощную основу северного раскола с его многочисленными скитами, тайными молельнями, знаменитым Даниловым общежитием на реке Выг. Вплоть до начала XX века раскол успешно соперничал с официальной церковью и в некоторых районах охватывал поголовно все население.
На Север попадали и иноземцы. В Холмогорах с XVI века постоянно проживало несколько купцов-англичан. Английские и голландские фактории имелись и в других городах.
В XVII веке в северные города присылали иногда, очевидно на определенный срок, партии пленных поляков, шведов и турок.
Уже в эту эпоху Север становится местом ссылок, и эта функция сохранялась за ним до начала XX века.
* * *
Уже новгородцы, рассматривая Север как единое целое, различали в нем несколько областей, своеобразных по природным условиям и характеру экономики.
Ближе всего лежало Обонежье и Белозерский край, игравший роль важнейшего водного узла. Через Шексну, реки Ухтому, Кену, Водлу, через озеро Онего, Лаче, Воже и Кубенское посредством многочисленных волоков обеспечивалась водная связь Новгорода с Волгой, Северной Двиной, Балтикой, Поморьем и Приуральем.
Обширная Северодвинская область, включавшая районы рек Сухоны, Ваги, Пинеги, была наиболее оживленной и богатой торгово-ремесленной зоной, с крупными городами и местным крестьянским самоуправлением. Край этот рано отпал к Москве. Благодаря отличным строевым лесам, сухим песчаным землям и заливным лугам он снискал славу житницы Севера, а также родины лучших на Руси плотников и кораблестроителей.
В особых условиях находилось Поморье, населенное родовитыми, суровыми рыбаками, сохранявшими еще в XX веке память об особых привилегиях, данных им Марфой Посадницей.
Далеко к северо-востоку простирались малообжитые Мезенские и Печорские земли, откуда везли самые лучшие и дешевые меха. В местных деревнях, отрезанных от внешнего мира болотами и тайгой, удержались до нашего века особенно древние формы материальной культуры.
Область великорусского Севера, границы которой принято в этнографии определять по признаку типичных форм жилища, одежды, а также языка, включает и некоторые районы южнее линии Белозерск — Вологда — Великий Устюг. К этой зоне следует отнести район Череповца, северные части Ярославского и Костромского края.
На востоке границы очень расплывчаты, здесь северные типы растворяются в культурах Коми и Вятско-Пермского края. Так же размыта западная граница великорусской культуры, где она смешивается с карело-финской.
В эпоху колонизации XI—XV веков сложились те социально-экономические условия, которые сильнейшим образом повлияли на характер развития деревенского ремесла и определили ряд существенных особенностей севернорусского народного творчества.
Крестьяне Севера никогда не были прикреплены к земле (за исключением отдельных районов в южной части края). Сельское население Севера обладало некоторыми привилегиями и льготами по сравнению со среднерусским крестьянством.
Северный «черносошный» землепашец был тесно связан с городом. Отличия его от посадского человека зависели только от места жительства, а не от юридического состояния.
Благодаря отсутствию унизительных форм угнетения в северном крестьянстве сложились более развитые представления о человеческом достоинстве, чем в недрах крепостной России.
Земля Севера «неродима», и это вынуждало жителей деревень постоянно искать дополнительных источников существования. Ими оказывались наряду с охотой и рыболовством различные промыслы: заготовка и сплав леса, выгонка дегтя и смолы, домашнее производство изделий на продажу и т. д.
Лесоматериал был практически общедоступен и был всегда под боком, в любом ассортименте. Поэтому и строить можно было не скупясь, с размахом, воздвигая гигантские хоромы, вымащивая бревнами целые дороги. Крестьянин всю жизнь что-нибудь строил, перестраивал, подновлял, ставил многоверстные изгороди, готовил плоты. Плотничество можно с полным правом назвать всенародным ремеслом.
Постоянная борьба с суровой природой вынуждала людей объединяться, чтобы противостоять ей.
На Севере получили большое развитие различные формы коллективной крестьянской организации, от большой семьи, которая, как правило, не делилась и жила в общем жилище, до «толоки», «помочи», когда вся деревня приходила на помощь своему односельчанину, если предстояло трудное дело. Общественными были и массовые пиры, братчины, игры.
Несомненно, важную роль сыграла удаленность большинства районов Севера от центров административной и церковной власти. Благодаря сравнительной недосягаемости Север мог сохранять не только древние, но иногда даже не вполне дозволенные правительством формы. Здесь молились церковным деревянным статуям, которые неоднократно осуждались русской церковью. Долго держалось неканоническое шатровое зодчество. До XIX века писались иконы по-древнему, в строгой плоскостной манере. Деревни и дома ставились и оформлялись свободно, по обычаю, а не по казенным предписаниям, которые на протяжении всего XIX века так и не смогли заставить северян сменить «пейзажную» планировку селений на регулярную.
В материальной культуре севернорусских крестьян, как в песенно-поэтическом творчестве, удержались многие образы и формы, восходящие к дружинно-феодальной среде.
В каждом мало-мальски зажиточном доме можно было еще недавно встретить старинные дорогие одежды из парчи и шелка, украшенные жемчугом и серебром, массивные ковши и кубки, рукописные и старопечатные книги, иконы добротного письма.
Архангельский и в большинстве случаев вологодский крестьянин носил кожаные сапоги, а не лапти. В старинных грамотах его всегда именуют полным, а не уменьшительным именем. Возможно, в этих признаках сказалась не только сравнительная обеспеченность северной деревни (здесь, как и везде в старой России, нищих было достаточно и многие часто ели хлеб пополам с сосновой корой), но и иная социальная природа северного крестьянина.
По своему положению в обществе, а нередко и по своей родословной северянин отчасти «торговый гость». Правда, он становится купцом только два-три раза в году, когда едет с партией товара или продуктов на ярмарку, иногда за тысячи километров.
Такими маленькими купцами были, например, крестьяне Кокшеньги, в прошлом веке сплавлявшие на плотах хлеб к устью Северной Двины. По пути плотовщики, чтобы не терять времени даром, готовили несложные изделия из дерева и также сбывали их в Архангельске.
Купец — вообще заметная фигура в истории Севера. Он часто выступает не только в качестве заказчика и торгового посредника, но и организатора производства. Его хоромам, одежде, обстановке, манерам, видимо, подражал по мере возможности и крестьянин.
Купеческими оставались до недавнего времени почти все старые города Севера. «Именитые люди» Строгановы, фактические хозяева северо-восточной области, включая часть Урала и торговые пути в Сибирь, — лишь наиболее яркое выражение местного типа купца-промышленника.
Заметное влияние на всю экономику и культуру Севера оказывала деятельность крупных и мелких монастырей, во множестве заполонивших Север в XIV— XVI веках. Вокруг большой обители вырастали ремесленные слободы, токарни, кузницы. Резьба по дереву считалась «богоугодным делом» и наиболее подходящим украшением храмов. Поэтому монахи и послушники «упражнялись в делании деревянных сосудов», осваивали трудное ремесло рельефной миниатюры. Привлекали и мирских специалистов, выполнявших заказы на изготовление иконостасов, резных крестов, посохов, церковной мебели и т. д.
Однако более глубокое влияние на умы северного крестьянства оказали законоучители раскола. В старообрядчестве нашла выход давняя нелюбовь северян к царской Москве. Оно отвечало патриархальному укладу таежной деревни, строго соблюдавшей заветы предков. Раскол был здесь настолько массовым, подвижнически суровым и организованным, что властям приходилось действовать с осторожностью. Петр I заключил специальное соглашение с раскольничьей «Выгорецией», этим крошечным государством, жившим по своему уставу. Лишь при Николае I произошло решительное уничтожение последних северных скитов. Несомненно, идеи старообрядчества способствовали консервации древних форм быта и искусства. В домах староверов еще и теперь можно найти ценнейшие иконы XV—XVI веков, рукописные книги, старинную мебель и утварь. Один из таких «музеев» нам довелось видеть в 1964 году.

Продолжение — История ремесла резьбы 4