Русский Фольклор

Эпическая предыстория новгородской земли

Три десятилетия назад в фольклористике фундаментально был обоснован весьма существенный тезис, сводящийся к тому, что «известную нам былинную традицию можно рассматривать как новгородскую интерпретацию русского эпоса». Иными словами, все дошедшее до собирателей былин эпическое наследие — фактически достояние Новгородской земли. Хотя относительно небольшая часть записей была осуществлена за ее пределами, это — фиксации от потомков людей, из нее переселившихся или из нее переселенных. За века ордынского владычества и изживания его последствий живая традиция древнего героического эпоса угасла в других областях Русской земли, сохраняясь только на не знавшей татарских нашествий и ордынских баскаков территории, подвластной Великому Новгороду.
В древнерусском эпическом наследии — былинах, которые последние сказители Новгородской земли пели еще в середине XX в., фигурирует значительное число персонажей. Часть их не имеет отношения к Новгороду и даже вообще к Северной Руси. Но есть тесно связанные, напротив, именно с Новгородом. Некоторые богатыри, согласно былинным повествованиям о них, появившись на Севере, действовали затем и на Юге, а порой — даже за пределами Русской земли. Далеко не во всех случаях ученым удавалось соотнести, хотя бы приблизительно, основное содержание или самих героев былин с историческими ситуациями либо — историческими лицами, известными по письменным источникам. Некоторые сюжеты или персонажи былин — явно мифологического происхождения, в других случаях мифологические мотивы преобладают над исторической основой.
Но прототип севернорусского богатыря Ильи, главного героя былин, в частности таких, где совершенно явно превалирует именно историческая основа, в сохранившихся летописях обнаружен не был. Этим он резко отличается от киевского князя Владимира, Добрыни, Алеши и ряда менее известных эпических персонажей. Такое странное обстоятельство вызывало удивление и даже некоторым ученым дало основание полагать, что образ Ильи был просто сконструирован эпосом — без опоры на исторический прототип.
Но сюжеты тех былин, какие достаточно обоснованно соотнесены с историческими лицами и историческими фактами X—XVII столетий, очень часто не только этим фактам и этим лицам обязаны возникновением. События, повторявшиеся в типовых своих чертах, происходили на протяжении многих веков. Переработки прежних эпических повествований в применении к вновь свершившимся похожим событиям и позднейшим историческим деятелям зафиксированы многократно.
Наиболее показательны в этом отношении былины, посвященные борьбе против вражеских нашествий. Любопытным примером может служить довольно распространенная новгородская былина «Добрыня и Василий Казимирович», отозвавшаяся на свержение ордынского ига. Отделенная пятью столетиями от деятельности исторического Добрыни (сподвижника князя Владимира Святого), она поместила его рядом с героем, исторический прототип которого — хорошо известный летописям новгородский полководец и политический деятель XV столетия Василий Казимир. А былина XVII в., посвященная возглавившему новгородское войско в борьбе против иностранной интервенции в Смутное время князю Михаилу Скопину-Шуйскому, называет в качестве его современников богатыря Добрыню и князя Владимира (см. об этих былинах в главах VIII и X).
Эпический образ, восходивший к весьма давнему историческому прототипу, мог оказываться как бы передвинутым на много столетий и введенным в позднейшие эпические повествования, инициированные событиями совсем иной эпохи. Происходило иногда и слияние в одном былинном персонаже эпических отображений двух (или более) исторических прототипов. Характерным примером такого объединения служит новгородская былина «Князь Глеб Володьевич» (см. о ней в главе V). Образ эпического князя Владимира давно связывается в науке не только с Владимиром Святым, но и с Владимиром Мономахом.
Сказанное побуждает со вниманием отнестись к одной из групп фольклорных по происхождению известий в Новгородской Иоакимовской летописи. Фрагменты ее, обязанные устной традиции, как обнаружилось, представляют существенный интерес при сопоставлении их содержания не только с записями русских былин, осуществленными в XVII—XX вв., но и с гораздо более ранними письменными фиксациями германского эпоса.
Необходимость учитывать хронологические «перемещения» главных эпических персонажей актуализирует проблему, серьезно поднятую более века назад, но впоследствии почти забытую, О ней шла речь в докладе Н. П. Дашкевича, тогда вызвавшем даже дискуссию, а ныне известном только по напечатанному краткому изложению: Дашкевич обосновывал тезис, что в образе Ильи могло произойти совмещение «нескольких лиц этого имени» — подобно тому, как «образ былинного Владимира заключает в себе сплав черт нескольких князей этого имени». Соответственно, Дашкевич сближал «с германскими сказаниями не современные былины», а только подлежащий восстановлению «остов русского былевого эпоса». Несколько десятилетий спустя в фольклористике обоснованно ставился вопрос: не существовал ли в реальной истории Владимир, возглавлявший предков нынешних восточных славян задолго до хорошо известного Владимира Святославича?
В НИЛ (летописи епископа Иоакима) как раз и находятся сведения о Владимире, управлявшем, очевидно, предками древних новгородцев на несколько веков раньше киевского князя Владимира Святого. Хронологических дат в этой летописи нет, но следует признать правомерность подсчета, произведенного еще В. Н. Татищевым. Он исходил из того, что, согласно НИЛ, от Владимирова отца до Гостомысла — непосредственного предшественника князя Рюрика — прошло «14 колен», т. е. было 14 сменявших друг друга представителей славянской династии. Татищев писал, что это означает период примерно в 350 лет, «потому приходит на владетеля 25 лет <...>, которое за среднее почесть можно». Правомерность хронологической выкладки
B. Н. Татищева подтверждают данные готского историка Иордана о королях династии Аманов у готов в ту же приблизительно эпоху: с 51 по 540 г. было 19 королей и 40 лет междуцарствия. Таким образом, средняя продолжительность одного царствования составляла около 24 лет.
Правление Гостомысла относилось к первой половине IX в. Следовательно, Владимир, о котором ведет речь Иоакимовская летопись, мог править приблизительно в первой половине V в. Это соответствует времени владычества Аттилы, о войнах которого против короля Руси Владимира повествует сага о Тидреке Бернском (и близко ко времени жизни готского короля Теодориха Великого, послужившего прототипом главного эпического персонажа этой саги). Как видим, показания двух независимых друг от друга источников совместимы: сага и летопись могли говорить об одном лице.
Обнаружилось, что для исследования проблемы первостепенное значение имеют труды А. Н. Веселовского. Феноменальная эрудиция и широта научных интересов позволили ему как в области теории народного эпоса, так и в конкретных исследованиях эпических памятников оставить неустареваюшее наследие, публикация которого продолжается по настоящее время. Еще при жизни Веселовского была напечатана его большая статья «Уголок русского эпоса в саге о Дитрихе Бернском»». Она была им переработана и существенно расширена в исследовании, почти завершенном перед кончиной автора и изданном посмертно под редакцией его ученика В. Ф. Шишмарева и А. А. Шахматова. Данный труд Веселовского успел прочно войти в науку, когда обнаружилось, что в архиве ученого находится еще одно полностью законченное исследование, которое помогает результативно соотнести изучавшуюся им проблему с недавними работами по фольклористике и источниковедению. Этот труд Веселовского опубликован только 13 лет назад; а еще через 6 лет были напечатаны и остававшиеся в архивной рукописи концентрированные обобщения Веселовским его исследований народного эпоса, которые оказались столь же важны для прояснения вопросов, рассматриваемых ниже.

рассматривалось в ряде работ русских исследователей. Результаты суммировала напечатанная в 1978 г. статья Г. В. Глазыриной, которая призвала продолжить «привлечение иностранных источников для изучения некоторых аспектов развития русского былевого эпоса».
Глазыриной не был известен остававшийся тогда еще в архивной рукописи труд А. Н. Веселовского, посвященный главным образом сопоставлению поэмы «Ортнит» с русскими былинами. В отличие от ряда своих предшественников, Веселовский не ограничился образом Ильи, а произвел более широкие сравнения, внеся немало существенно нового в понимание межнациональных взаимодействий устного эпоса, восходящих еще к эпохе славяно-готского общения. Автор детально обосновал свое главное заключение, состоящее в том, что центральному персонажу поэмы — Ортниту — соответствует богатырь Волх Всеславьевич, былина о котором давно и справедливо признана одной из древнейших.
Уделив главное внимание «отражению сказаний об Ортните в русском песенном эпосе», Веселовский обсуждал и связь этих сказаний с былинами об Илье, используя попутно материал Саги о Тидреке Бернском, которую специально рассмотрел более широко в работе, напечатанной сразу после кончины автора. Эта сага обращала на себя внимание ученых, в частности, тем, что в ней фигурирует не только русский витязь Илья, но и русский король Владимир, которого соотносили, как правило, с хорошо известным князем Владимиром Святославичем. Веселовский опирался на результаты исследований Тидрексаги своими предшественниками; после его смерти оно, конечно, продолжалось. Но результаты наблюдений Веселовского остались актуальными и были довольно интенсивно использованы в упомянутой работе Г. В. Глазыриной.
Более широко, чем она, обозрение сделанного в изучении русских мотивов Тидрексаги ранее осуществила посвятившая этому свыше сотни страниц Элла Штудер. В принципе допуская историческую подоснову таких мотивов, она в итоге констатировала, что убедительно выяснить нечто достаточно определенное пока не удалось, однако отдала должное труду А. Н. Веселовского, закончив выводом, что решение проблемы тесно связано с дальнейшим прояснением былинного образа Ильи. А это, по заключению Штудер, «станет возможным только, если из неизвестных источников добавится новый материал».

С. Н. Азбелев
УСТНАЯ ИСТОРИЯ В ПАМЯТНИКАХ НОВГОРОДА И НОВГОРОДСКОЙ ЗЕМЛИ

Продолжение: Эпическая предыстория новгородской земли (2)