Русский Фольклор

М. Н. ПРИЁМЫШЕВА, кандидат филологических наук

Как в свое время отмечал И.И. Бодуэн де Куртенэ, «блатная музыка» является ... одним из видоизменений «русского языка», одним из русских «говоров», «конечно, не в обыкновенном смысле этого слова...». Поэтому ее изучение так же необходимо, как и изучение любых других фактов русской речевой традиции.

На современном этапе мы переживаем не только невероятную актуализацию воровского жаргона, его популяризацию и активное вхождение в русское просторечие, но и активизацию научных его исследований, лексикографического собирания и описания. Воровской жаргон имеет свою долгую историю.

Общий свод всех русских воровских словарей XIX века представлен в работе В. Козловского. К материалам первого тома этого собрания следует добавить информацию из словаря «Условного языка петербургских мазуриков...», приписываемого В.И. Далю. Крупным собранием арго, включающим обширный исторический материал, является также «Словарь тысячелетнего русского арго» М.А. Грачева. Однако в целом история русского воровского арго и его изучение — тема настолько интересная и необъятная, что до сих пор возможно обнаружение новых аспектов, направлений или проблем его исследования.

Данная публикация посвящена двум новым источникам воровского языка XIX века, каждый из которых определенным образом может оказаться важным в истории изучения воровской речи. Источники обнаружены в Петербургском филиале Архива РАН среди «словарных материалов, присланных в канцелярию II отделения АН (ОРЯС) разными лицами» в разделе «простонародное наречие» (1870—1880-е гг.).

Первый словарик под условным названием «Наречие петербургских воров» содержит 27 слов и сочетаний, а также несколько выражений. Приведем его материалы (знак вопроса мы ставим вместо неразборчивого написания или рядом с ним; все сокращения сохранены):

Музыка — воровской язык; ходить по музыке — знать язык; знать музыку — знать язык; стукальцы — часы карманные; облоопался — попался; шкеры — панталоны; поймать голубей, ловить голубей — украсть белье с чердака; персяк — шелковый платок; хрять — бежать; облачъ — надеть; спурить — продать; ел миноги — был наказан плетьми; дождевик — булыжный камень из мостовой; затынитъ — заманить; птички — ассигнации, депозиты; синичка — синяя бумажка; снегирь -красная; голубка — белая; воробей — серая; пеструшки — сто рублей; молитвенник — бумажник; Шатрова мельница — ?; фомка — лом; болтунато спрячь подальше — язык; Возьми молитвенник, да смотри, чтобы птички не повылетали — ?; пустить красного петуха — поджечь; обначить — мелочные торговцы называют то действие, когда удается продать; шиш — мошенник вообще, свой; Широкая лестница. Веселые острова (Москов. Инж. Семеновск. полк). Волынский (та сторона улицы Моск. Тр. Назыв. От Волынского двора, где Технологический институт) — воровские притоны-кабаки.

Новыми для общей истории воровского языка можно считать только группу слов, обозначающих деньги: птички, синичка, снегирь, голубка, воробей, пеструшки, которые не зафиксированы ни в одном воровском словаре XIX века. Видимо, историко-топографический интерес представляют названия кабаков и указание на приблизительное их местонахождение.

В целом, данный небольшой словарик можно считать дополнительным источником по изучению языка именно петербургских воров, а то, что большая его часть абсолютно идентична другим материалам воровских словарей, позволяет выявить тенденции стабилизации воровского арго.

Следующий словарь, хранящийся в фондах ПФА РАН под названием «Воровское наречие (argot)», имеет особое значение, так как его наличие позволяет сделать очень важные выводы о традиции изучения и собирания материалов языка петербургских воров, которые практически полностью совпадают с материалами словаря «Условного языка петербургских мазуриков, известного под именем музыки или байкового языка», приписываемого В.И. Далю.

Рукопись из фонда В.И. Даля (в дальнейшем Р-50, рукопись 50-х гг. XIX в.) является писарской беловой копией, а хранящаяся в ПФА РАН (в дальнейшем — Р-70, рукопись 70-х гг. XIX в.), черновая: почерк не каллиграфический, несколько небрежный, есть сокращения. Имеются некоторые нарушения в очередности слов в нескольких фрагментах: заделье, уборка; захороводить, обначивать, подначивать; трокнуться, острёмиться, ошмалать, агалчить. В Р-70 есть пропуски. Значения всех слов совпадают. Только слово стрёма в Р-50 дано в двух местах списка с различным определением.

Несовпадения в некоторых толкованиях, орфографии, подаче ударений очень незначительны. Однозначным выводом на данный момент при этом сопоставлении можно считать то, что оба словаря идентичны и сделаны с какого-то одного списка... Заметим, что первый словарь хранился в рукописном виде у В.И. Даля, так как был обнаружен в его фонде и не мог быть известен анониму, если бы был авторским словарем. Однако в 70-80-е годы XIX века, может быть, еще и при жизни исследователя, анонимный аналогичный список был прислан в Академию наук, собиравшую материалы для нового толкового словаря. Таким образом, проблема авторства словаря «Условного языка петербургских мошенников...» не представляется однозначной...

Рукописи словаря, хранящейся в фонде В.И. Даля в РНБ (СПб.) под названием «Условный язык петербургских мошенников, известный под именем музыки или байкового языка», было посвящено несколько публикаций. Словарь был опубликован А.Л. Топорковым в 1990 году. Ранее об этой рукописи упоминал М.В. Канкава. Самый серьезный сопоставительный анализ лексики данного словаря с аналогичными материалами других лексикографических трудов В.И. Даля провел В.Д. Бондалетов. Общим для перечисленных работ является хотя и осторожное, но достаточно определенное отнесение данного словаря к лексикографическому наследию В.И. Даля.

Более того, в публикации А.Л. Топоркова эта исходная посылка ведет к другой, которая требовала бы, на наш взгляд, особых доказательств: «Беловой автограф ориентировочно датирован 1850-ми годами, однако сам словарик, по-видимому, был составлен раньше. В 1869 году им пользовался известный писатель и этнограф СВ. Максимов при работе над статьей «Тюремный словарь. Искусственные (байковые, ламанские, кантюжные) языки», помещенной в приложении к I тому его книги «Сибирь и каторга». СВ. Максимов сообщал: «Музыка, или словарь карманников, то есть столичных воров, которым мы пользуемся в настоящем случае, составлен в 1842 году, проверен и дополнен сообщениями новых и подтверждением старых слов в прошлом 1869 г.» (Максимов С. Сибирь и каторга. Фразы на «байковом языке», которые приводит СВ. Максимов, заимствованы им из словарика В.И. Даля». Дальнейшие наблюдения ставят под сомнение выделенные курсивом утверждения исследователя.

Таким образом, представляется, что наличие аналогичного анонимного словаря в ПФА РАН позволяет утверждать, что писарская копия, хранящаяся в фонде В.И. Даля, не является его авторским словарем. В подтверждение этому есть еще несколько наблюдений:

1. В Р-70, в отличие от Р-50, отсутствуют фразы на байковом языке. Но зато часть фраз Р-50 (в буквальном виде или несколько переиначенном) обнаруживается не только в книге СВ. Максимова, но и в романе В.В. Крестовского «Петербургские трущобы» (1864—1867 гг.). Приведем несколько примеров из «Условного языка...» (Р-50), а в скобках -для сравнения из «Петербургских трущоб»: Что стырил? (Что стырил?); Срубил шмель да выначил скуржаную лоханку (Шмеля срубил да выначил скуржаную лоханку!); Мешок во что кладет веснухи? (Мешок во что кладет веснухи? ); Я правлю три рыжака, он четыре колеса кладет (Я по чести, как есть, три рыжика правлю); Вечор я было влопался, насилу фомкой отбился, да спасибо мазурик со стороны поздравил каплюжника дождевиком (Вечор было совсем-таки влопался, да спасибо, мазурик со стороны каплюжника дождевиком).

Примечательно, что несколько фраз, представленных в книге СВ. Максимова, также встречаются в романе Вс. Крестовского. Более того, сам словарик, которым пользовался СВ. Максимов, судя по количеству приведенных им слов, гораздо больше по словнику рассматриваемого словаря (Р-50, Р-70). Сравнение словаря СВ. Максимова со словарными материалами Вс. Крестовского и И.Д. Путилина (см. далее) дало следующие результаты: нет ни одного слова у Максимова, которое бы не встретилось в их материалах. Более того, частично порядок байковых слов и словосочетаний в рукописных записях Максимова [Рукописный отдел Института русской литературы РАН. Ф. 565. № 11 (Черновые отрывки из работ о языке), № 5 (Заметки, связанные с изучением тюрем и быта ссыльнопоселенцев)], позволяет предполагать, что фрагментарно он делал выписки, в частности, и из романа «Петербургские трущобы», так как очередность слов в списках периодически соответствует очередности слов в сносках романа.

2. Важным аргументом также является название словаря (в рукописи Р-50 — «Условный язык петербургских мошенников, известный под именем музыки или байкового языка»). Интересно, что В.В. Крестовский, вводя первые картины «трущобной жизни» и первые слова мошенников, начал свой комментарий фразой, практически «одноименной» названию словарика Р-50: "У воров и мошенников существует своего рода условный язык (argot), известный под именем «музыки» или «байкового языка», а далее только в прижизненных изданиях романа и его фрагментов мы находим следующий авторский комментарий: «Впоследствии, при выходе в свет романа, автор намерен сделать более подробное исследование о байковом языке с приложением словаря, первоначально составленного г. Путилиным и ныне во многом дополненного самим автором».

Более того, в материалах И.Д. Путилина (1830—1893 гг.), начальника петербургской полиции в 1866—1889 годов XIX века, этот словарь сохранился и был опубликован после его смерти под аналогичным названием «Условный язык Петербургских мошенников, известный под именем «Музыки» или «Байкового языка»» в автобиографических «Записках».

Сразу оговоримся, что словарь И.Д. Путилина гораздо больше рассматриваемого, слова в нем расположены в алфавитном порядке, но зато он практически полностью включает упомянутый нами словник рукописных словарей. При этом материал расположен в словаре Р-50 по понятийному принципу, а не по алфавиту, что не характерно для лексикографических материалов В.И. Даля.

Таким образом, второй обнаруженный источник в ПФА РАН позволяет не только поставить под сомнение вопрос об авторстве В.И. Даля аналогичного словарика из его архивного фонда, но и утверждать, что в основе двух почти аналогичных рукописных словарей, источников книг С. Максимова, В.В. Крестовского и И.Д. Путилина лежал либо словарик, составленный последним ввиду служебной необходимости, либо составленный на его основе некий анонимный источник, списки которого в различных вариациях, вероятно, были распространены достаточно широко — широко в той степени, чтобы некто, желающий помочь в составлении нового словаря Академии наук, прислал туда малодоступные, но, несомненно, важные для истории «простонародного» языка материалы...