Русский Фольклор

Сказка Николин день 19 декабря
Имена-то людям сейчас все больше по наитию дают да иногда в честь близких людей, отошедших в мир иной. А раньше люди твердо знали: имя — не просто слово для окликания. Имя — это и лицо, и судьба, и заступник небесный. Разве бы раньше мамушка али бабушка дала дитю имя без ангела-хра­нителя, которого в Святцах нет? Да ни за что! Как дитю на земле одному да без опоры на небе?
Вот, суди сам!
Жила в деревне семья. Муж-кормилец прошлый год зимой помер, аккурат под Николин день — 19 декабря. И остались в семье с мамушкой трое деток Старшему, Пиколке, — девять лет. А Танюшке да Арнике по семь. Младшенькие-то — близняшки, как одно лицо. Николке хоть и мало годов, да он и семье, считай, за старшего.
Но горю их сиротскому да по нужде назначили деревенские Николку в подпаски. Все лето с дедом Дрожжиным деревенских коровок пас. А от каждо­го двора — подношение работникам на прокорм. Раньше-то каждый двор один день по очереди пастухов кормить должен был. Один день — справедливо. И хозяевам коровушек не накладно и пастухам сытно. Что Николка сам не съест — домой мамуш­ке; да сестренкам принесет. Так и жили.
Мать да сестренки тоже сложа руки не сидели: огород, он ведь тоже кормит. Кое-что и на зиму при­пасли. Только лето да осень быстро миновали, на­ступила зима. А с начала-то декабря знатные морозы ударили. Вот и собрался Николка в лес за хворо­стом. Дрова, что с осени заготовлены были, до многоснежья поберечь следовало.
Пока до леса добрался, уж руки морозом при­хватило, не гляди, что в рукавицах. Прислонился Пиколка спиной к березке, снял рукавицы и давай на озябшие-то руки дуть. Дунет теплым ды­хом на пальцы, снова полную грудь воздуха набе­рет. Только вдруг чует: пока воздух набирает, кто-то рядом тоже дует. Оглянулся — а по ту сторону березки старец стоит, собой статен, спина прямая, как-у молодого, косая сажень в плечах, только бо­рода белая да длинная. Волосики на той бороде от мороза инеем покрылись, и не понять: то ли седи­на, то ли снег.
— Здравствуй, дедушка! — поздоровался Никол­ка с незнакомцем.
— Здравствуй, Николка! — отвечает старец так, будто только вчера виделись.
— Я что-то тебя не знаю. А как ты мое имя уга­дал? — спрашивает малец.
— Не угадывал я! Имя твое уж девять лет как знаю, — улыбается незнакомец.
— Как же ты знаешь?
— Да так уж. Знаю и все. Я всех Николаев на земле знаю. За всеми слежу.
— А тебя-то, дедушка, как кличут?
— А меня, как тебя, Николай я. — А сам такими строгими и умными глазами на Николку погляды­вает. — Ну, Николка, как жизнь-то твоя протекает?
— Да ничего, грех обижаться, — отвечает тот. — Есть-пить чего имеем и в доме все здоровы.
— Неужто ты, Николка, ни об чем в жизни уж и не мечтаешь? Всем доволен? — поинтересовался не­знакомец.
— Как не мечтать, дедушка? Мечтаю. Да только что попусту себя сном да мечтами тешить? Все одно не сбудется.
— Ну, а все же? — допытывается старик.
— Мечтаю я грамоте обучиться да в люди ученые выбиться.
— Что, разбогатеть захотел? — спрашивает ста­рец, а сам в усы посмеивается.
— Оно, конечно, и побогаче бы жить не мешало. Но главное — мать да сестренок обуть-одеть да про­кормить. Я ведь один у них мужик в доме, корми­лец. Не успеешь оглянуться — девки подрастут. Им приданое справить надобно? Надобно. Бесприданниц-то, сам знаешь, трудно пристроить.
Рассуждает Николка деловито, говорит толково да резонно. А старец слушает да головой кивает, а вслух ничего не говорит.
— Только мечта — мечтой, а трудиться надобно, — закончил рассуждение парнишка и смолк, задумав­шись.
— Да ведь иная мечта и сбыться может, ежели, конечно, к тому труд да старание приложить, — го­ворит старец, а потом вдруг и спрашивает: — А мог бы ты, к примеру, среди чужих людей жить, а за своего слыть? И ничем себя не выдать, что ты не тот, за кого тебя принимают?
— Этого, дедушка, я никак понять не могу, — за­сомневался Николка.
— А я объясню. Совсем недавно был у меня один разговор с таким же, как ты, парнишкой. Люди тоже назвали его Николаем, только вот в родном доме кроме как Пиколенька, ему имени нет. Так мечта есть у того Николеньки, прямо твоей противоположная. Говорит, хочу не учиться, не трудиться, а играть-забавляться, радостно жизнью развлекаться. Денег, говорит, у родительницы предостаточно, вот и нечего спину ломать, голову уче­нием забивать — и так проживу. Вот я и подумал: ноль мечты у вас такие, может, помочь вам? Дело то несложное, но уж больно щекотливое. Ведь придется тебе, Николка, себя за Николеньку того выдавать, чужую женщину мамой называть. А уж учиться-трудиться столько придется, что уж и не знаю, выдержишь ли?..
— Это, дедушка, — не вопрос: выдержу ли. Воп­рос в другом: как тут без меня бабы-то мои с голоду не помрут? Да и где тот самый Николенька все это время проведет?
— Ну это я тебе сразу объясню-поведаю. То, что ты в отсутствии будешь, никто, кроме тебя, знать не будет. Для тебя время полетит, а для них — улитою поползет. Твои домашние без тебя три-то дня проживут, не помрут. А им скажешь, что к дяде Нико­лаю в гости поедешь, может, вам, сиротам, какая помога выйдет. А что касаемо Николеньки, — это пусть тебя не тревожит. Будет он это время в своей мечте жить: есть, пить, спать, в игрушки играть и все довольны будут. Ну согласен?
Задумался Николка... Непросто на такое согла­сие дать. А потом у старика и спрашивает:
— Ну а как, дедушка, с тою семьею быть, где я стану жить? Выходит, они мне все дадут, а я их обману? Времечко минует — я свои знания в охапку и домой? А им, что, век с неучем Николенькой дожи­вать-мучиться?
Поглядел старец на Николку с уважением и даже с улыбкою, да и успокаивает:
— Это уж — мое дело и в обиде никто не оста­нется. Обещаю. А ты молодец, что про чужих-то за­беспокоился и теперь я в тебе уверен. Соглашайся! Внакладе не останешься.
— Ладно, согласен, ежели все по совести будет, без убытка да слез.
— Только одно условие тебе, Николка, выполнить придется. Запоминай и не забывай! Сколько лет по­том на земле жить будешь — столько лет тайну эту хранить и станешь. Ни одна живая душа об нашем уговоре узнать не должна. Понял?
Николка — парень смышленый. Чего тут непо­нятного-то?..
... А как в одночасье в чужом богатом доме ока­зался — растерялся. Сидит он сам за столом, по-господски одет, а перед ним на столе — тетради да книжки. А напротив — дядечка в чистом костюме и с добрыми глазами. И смотрит на Николку через свои очки жалостливо.
— Николенька! Опять вы ничего не знаете Не выучен урок — не будет нынче прок. Давайте, еще раз объясню вам вчерашнее.
И давай рассказывать Николке все снова. Это, конечно, Николке интересно, но и впервой. Ну, что­бы его грамоте-то учили. Не все, конечно, Николка понимать сразу начал. Настоящий-то Николенька уж много чего знать да уметь должен был. Только тот Николенька, видать, не больно-то учиться старался, а Николка мигом все схватывал, где не поймет — сам спрашивает. Учитель вроде скорее объяснять стал — и Николка быстрее соображает. Учитель ско­рее — и Николка старается. Кончился урок — учитель улыбается, довольный руки потирает:
— Многого вы, Николенька, еще не усвоили, но желание к учению появилось похвальное. Маменьке вашей непременно доложу. Радость-то какая и по­взрослел, видать, наш Николенька.
Так и начал Николка свое учение. И к родным, судьбою выбранным, привык. И к барским покоям приноровился. К одному лишь привыкнуть не мо­жет: как его все Николенькои называют. Сначала злился в душе, что именем лентяя величают, а по­том как-то постепенно и к этому привык. И что уди­вительно: и в учении у него с тех пор дело тише пошло. Пошло, поползло, а потом и совсем встало. Уж и заниматься неохота. И вместо книжек оловян­ные солдатики на столе толпятся... А все вокруг: «Николенька! Николенька!»
Чует Николка: он и вправду Николенькои стано­вится. Вот как имечко чужое мечту на нет сводит!.. А как-то ночью снится Николке старец тот. Такой строгий, и взгляд сухой да тяжелый. Уж что сказал старец Николке — не знаю, да и сам Николка нико­му об том ни разу не обмолвился. А только проснул­ся парень, и враз ему ясно стало: не иначе как сам Николай Чудотворец его на путь наставляет.
Тут и родные к нему пожаловали. Николеньку своего с именинами поздравляют: Николин день се­годня. За подарки родных поблагодарил и строго попросил: «Зовите меня с сегодняшнего дня Нико­лаем!» Так и сделали.
То ли сон Николая вразумил, то ли имя взрослое в сознание привело — только вернулся парень к уче­нию. Три года так Николай в чужой семье жил. Столь за то время книг прочитал-выучил, столь ума нахватал, сколь иной и за всю жизнь не сподобится. А ровно через три года, точно в Николин день, 19 декабря, вернулся Николай в дом свой деревенс­кий. Для домашних-то только три дня и прошло, как Николая не было. Только матушка потом нет-нет да и достанет из сундука одежду его ребячью. Посмот­рит на нее да опять в сундук спрячет. Николай-то после возвращения только отцову одежу и нашивал: почти впору оказалась. А небесного своего защитни­ка, Николая Чудотворца, всю свою жизнь добрым словом поминал. Хотя, правду сказать, никому о том деле ни словечка так и не сказал.
сказка Л. Д. Коротковой