Русский Фольклор

Песня о Евпатии Коловрате

Недостаток прямых данных по истории фольклора вызывает особую необходимость обратиться к исследованию книжных источников, которые могут содержать важные данные для характеристики народной поэзии изучаемой эпохи. Первостепенное значение в этом плане имеет «Повесть о разорении Рязани Батыем», в которой, как давно замечали ученые, сохраняются в переработанном виде следы народной поэзии XIII века. Исследователи сделали немало ценных и правильных наблюдений и сопоставлений, касающихся связи с фольклором отдельных мест «Повестив. Мы видим главную свою задачу в том, чтобы попытаться восстановить по сохранившимся следам целое, увидеть, что же представляли собой те народно-поэтические произведения, которые использовал неизвестный автор «Повести», особенности какой жанровой системы они в себе заключают. Задача эта осложняется тем, что в «Повести» фольклорная и книжная стилистика, литературные и народно-поэтические образы, мотивы фольклорных источников и собственная авторская выдумка составляют своеобразный художественный сплав.

Однако в сплаве этом могут быть выделены его первоначальные слагаемые. Методически вполне возможно с большой долей определенности отделить собственно книжные элементы — то, что органически не свойственно народной поэзии В своем стремлении сблизить фольклор и книжность, подчинить содержание народно-поэтических произведений конкретным литературным задачам, включить это содержание непосредственно в книжное повествование автор, однако, не доходил до того, чтобы полностью уничтожить оригинальность и свое образие народной поэзии. Многое от этой оригинальности со хранилось. Сохранились народно-поэтические элементы (отдельные мотивы, образы, стилистические детали). Известно, что в фольклоре такие элементы не безразличны по отношению к целому. Анализ отдельных мотивов и образов может привести к восстановлению недостающих звеньев, к реконструкции целых сюжетов и выяснению их жанровой принадлежности. Такой анализ применительно к «Повести о разорении Рязани Батыем» осуществлен автором настоящей книги в статьях, которые ранее уже увидели свет. Это дает возможность, не повторяя во всем объеме довольно сложной аргументации, ограничиться здесь изложением основных наблюдений, важных для решения вопросов о развитии русского историко-песенного фольклора в XIII веке.

В составе «Повести о разорении Рязани Батыем» важное место занимает эпизод о Евпатии Коловрате, народная песенная основа которого не вызывает сомнений. Содержание предполагаемой песни о Евпатии может быть гипотетически реконструировано в следующем виде.

Песня начиналась с картины татарского нашествия, аналогичной тем, какие известны по былинам или по песне об Авдотье Рязаночке. Начало песни включало также мотивы наглых требований Батыя, обращенных к осажденным, и его самоуверенной похвальбы и завершалось словами о всеобщем разрушении и разорении Рязанской земли, Частично варьируя традиционные вступительные эпизоды героических былин, начало песни о Евпатии Коловрате в главном, однако, расходилось с былинами и направляло сюжет по совершенно другим, новым для народной исторической поэзии путям. Герой песни, Евпатии Коловрат, появляется в Рязани в тот момент, когда она превращена в пепел, а ее население частью уничтожено, частью уведено в плен и татарские полчища продвигаются в глубь русской земли. Эти трагические обстоятельства определяют и всё повествование в песне и характер ее центрального героя. Евпатии выступает не как защитник Рязани в прямом смысле этого слова, но как мститель за разрушение и унижение родной земли. Его цель — уничтожить и покарать врага, который уже причинил родине неисчислимые страдания. Отсюда понятно, почему с такой силой, с таким пафосом выражены чувства скорби а гнева, охватившие Евпатия Коловрата. Очень близкие параллели к этому месту в «Повестив есть в былинах, что само по себе весьма показательно.

А как розъерилось ёго да ретиво серьцо,
Роськипелась в ём кровь горячая,
Да хватил-то он паличу тяжёлую,
Он начал по силушки поезживать,
Цяжелой палицёй помахивать.

Близость к былинам предполагаемой песни усиливается. Евпатий действует как богатырь. Происходит, в сущности, не сражение, а уничтожение врага, который не может оказать сопротивления, теряется, приходит в ужас. Все это характерно для эпоса.

Однако песня о Евпатий уже отходит от чисто эпической манеры показа русских сил. Евпатия в сражении сопровождает дружина — «тысяча семсот человек, которых бог соблюде быша вне града». Правда, дружины в действии мы не видим, бьется один Евпатий, но сами воины заявляют о своей роли в битве. Здесь можно усмотреть самое начало важного художественного открытия в русской героической поэзии, смысл которого состоит в том, что рядом с эпическим героем появляется войско как решающая сила военных событий, а сам герой постепенно обретает черты военного руководителя, полководца. В более поздних исторических песнях и в некоторых поздних былинах такой принцип батального повествования станет основным и получит конкретно-историческую разработку. В песне о Евпатий Коловрате новый подход лишь намечен. Участие дружины в событиях передается через образ-символ. Образ этот очень важен, анализ его приводит к существенным наблюдениям относительно характера предполагаемой песни. Захваченные в плен воины Евпатия говорят Батыю: «Посланы... тебя силна царя почтити и честна проводите, и честь тебе воздати. Да не подиви, царю, не успевати наливати чаш на великую силу-рать татарьскую». Вновь этот образ всплывает далее в жалобе Батыя: «О Коловрате Еупатие! гораздо еси меня подщивал малою своею дружиною». Смысл этой символики ясен: сражение рязанцев с татарами изображается как угощение, как встреча и проводы гостей. Такая символика довольно обычна для военно-исторических песен XVIII и XIX веков, в которых русский полководец «приглашает» противника на «пир», предупреждая, что у него есть чем «поподчевать» «гостей». В этих песнях символика битвы-пира дана развернуто, с характерными деталями позднего солдатского быта. Но в общем принципиального отличия от того, как эта символика предстает в песне о Евпатии, нет. Можно сказать, что в песне о Евпатии мы встречаемся с первоначальным оформлением образа, смысл которого уже вполне определился: он выражает решимость героев песни — воинов — ответить сокрушительным ударом на захватнические стремления врага, противопоставить его самонадеянности мужество и спокойную уверенность в победе. Очень важно, что образ битвы-пира здесь окрашен иронией.

Наличие в рассматриваемой песне этого образа-символа ведет по крайней мере к двум существенным заключениям. Во-первых, еще раз подтверждается, что перед нами — песня на тему о решительном отпоре захватчикам. Во-вторых, восстанавливается важное звено в сюжете песни — хвастовство Батыя, ответом на которое, несомненно, были слова рязанцев.

Один из центральных эпизодов песни — поединок Евпатия с татарским богатырем Хостоврулом. Батый «посла шюрина своего Таврула, а с ним велику рать татарскую на Еупатиа. Таврул же похвалися пред царем, и хотя Еупатиа жива привести. И обступиша всеми полки силными Еупатиа, и хотя его жива яти. И Еупатий же исполин силою, и съехася с Таврулом, и разсече Таврула на полы до седла». Единоборство русского богатыря с татарским происходит в некоторых былинах — и примерно в той же ситуации (встреча происходит в разгаре битвы). Как и в песне, былинный богатырь, расправившись с поединщиком, топчет и рубит затем всю татарскую силу. Соответствующее место в «Повести» стилистически весьма близко к былинным выражениям: «Еупатий силныа полкы татарьскыя проеждяя, бьяше их нещадно»; Илья Муромец «да поехал ли по той по силушке татарскоей..., стал он бить ту силушку великую».
Совсем не по-былинному развивается финал эпизода с Евпатием. Батый хотя и несет немалые потери, но он не терпит полного поражения и не бежит с Русской земли, а Евпатии, выступивший против него, гибнет. «И навадиша на него множество пороков, и нача бити по нем не тмочисленых пороков. и едва убиша его». Тело убитого Евпатия привозят к Батыю, который высказывает удивление перед силой русского богатыря и разрешает оставшимся в живых воинам похоронить его. Здесь налицо — разрыв с эпическими традициями,с идеями непобедимости русского богатыря, неизменно изгоняющего врагов и возвращающегося победителем. Драматический финал близок к поздним историческим песням о гибели народного героя на поле боя. Здесь, в финале, в изображени судьбы героя и его дела сказалось вполне отчетливое стремление создателей песни отойти от эпической идеализации истории, высказать суровую и печальную правду о том, какие последствия имело татарское нашествие. Однако и в эпизодах, творчески развивающих традиции эпоса, и в финале, обозначившем преодоление этих традиций, песня с одинаковой силой утверждает идею непобедимости народа, его стойкости перед лицо грозной опасности. Непобедима земля, могущая выдвинуть героев, подобных Евпатию Коловрату,— эта мысль получает поэтическое завершение в словах татар.
Таким образом, перед нами — песня с довольно сложной композицией, с развитым сюжетом, во многом новым для народной поэзии того времени. Песня эта и в сюжетно-композиционном отношении и в общем идейном плане, в самом подходе к пониманию и изображению исторических событий значительно отличается от былин героического содержания. Основное ее отличие — в исторически верном показе характера борьбы русского народа на первом этапе татарского нашествия: в это время не могло быть еще и речи об успешном отпоре татарам, об изгнании их из пределов Русской земли. Но не было речи и о примирении с врагом, о капитуляции. Народ и в ту тяжелую годину верил в свою конечную победу. Залогом ее являлась та исключительная стойкость, с какой массы простых людей встречали врага, та самоотверженность, которую они проявляли, те отдельные частные успехи, которых они добивались в столкновении с татарами.

Песня о Евпатии Коловрате выражает несломленный оптимизм народа, но выражает в художественных формах, соединяющих условно-эпические приемы с конкретно-историческим изображением. В песне о Евпатии время и место действия — не эпические, а исторические. Конкретное событие составляет историческую основу песни. Но сюжет здесь строится не путем эмпирически достоверного воспроизведения события, а на почве художественного вымысла. События в Рязани протекали не так, как они описаны в песне. Вымышленным является не только сюжет. К области вымысла относится и образ главного героя песни. Всё это — проявления той художественной системы, которая позднее предстанет ярко и определенно, т. е. жанра исторической песни. Однако в гипотетически реконструируемом сюжете, каким является сюжет песни о Евпатии Коловрате, было бы неосторожно открывать сложившуюся систему, достаточно указать на ее признаки.

Рассматриваемая песня принадлежит к произведениям переходного плана. В ней немало нового, но она вырастает из эпических традиций, связана с ними, продолжает и преодолевает их.

В «Повести о разорении Рязани Батыем» есть и другие эпизоды фольклорного происхождения. Полна драматизма история гибели Федора и Евпраксии. Анализ показывает, что в изложении этой истории нет явных следов народно-поэтической стилистики. Первая часть ее, посвященная столкновению князя Федора с Батыем, не имеет сколько-нибудь близких сюжетных аналогий в известном нам русском фольклорном материале, хотя исходная ситуация (чужеземный царь притязает на жену князя) знакома русскому эпосу. Вторая часть, повествующая о гибели Евпраксии, может быть сопоставлена скорее с теми песнями военно-бытового содержания, в которых жены ждут своих мужей из похода, узнают об их гибели, оплакивают их; обернувшись птицами, летят к месту их смерти, выражают свою любовь к ним; иногда — в очень редких, правда, случаях — сами умирают, не в силах перенести их гибели. На одну из тех сюжетных форм, в какую могла бы вылиться в народной поэзии история о драматической судьбе Евпраксии, указывает песня о Михаиле Черкашенине. Здесь убитого воина привозят из степи; жена, увидевшая мужа с высокого терема, оплакивает его. В песне упоминаются Зарайск и Старая Рязань, что заставляет предполагать за этой песней существование какого-то более старого сюжета, связанного с рязанской землей. В «Повести о разорении Рязани Батыем» эпизоды гибели Федора и его жены, хотя и кажутся вставленными, сюжетно связаны с циклом повестей о Николе Зараэском и включены в христианскую легенду, которая развивается в этом цикле. Связь с легендой указывает скорее всего на то, что автор повести имел дело с местным народным преданием. Однако нельзя отрицать возможности существования и соответствующих песен. Именно песен, а не одной песни, как обычно считали, потому что две части рассмотренной истории не соединяются в стилевом отношении: первая ближе к эпосу, вторая — к лирике.

Более вероятной является реконструкция песни о гибели Олега Красного. В «Повести» эта гибель излагается так: «И Олга Ингоревича яша еле жива. Царь Баты, веде Олга велми красна и храбра, и хотя его изврачевати от великих ран и на свою прелесть возвратити. Князь Олег Игоревич укори царя и нарече его безбожна и врага крестьянска. Окаянный же Батый дохну огнем от мерскаго сердца своего и повеле Олга ножи на части разлабити».
Весь этот рассказ не соответствует действительности: князь Олег Красный не был убит, но попал в плен к Батыю и пробыл там до 1252 года. Он умер в 1258 году. В рассказе отчетливо совмещаются героическая характеристика Олега с религиозно-благочестивым осмыслением его гибели. Можно думать, что религиозно-мученические мотивы целиком принадлежат автору «Повести». Сквозь легендарные наслоения ясно проглядывает народно-героическая основа. Главное содержание эпизода, если освободить его от этих наслоений, сводится к следующему: раненого князя татары берут в плен, приводят к Батыю; восхищенный красотой и силой Олега, Батый предлагает князю перейти на службу к нему, обещая вылечить его от ран; Олег решительно отказывается, дает Батыю резкую отповедь, и тогда разгневанный царь приказывает казнить его.

Героя, не желающего перейти на службу врагу и гордо отклоняющего предложение чужеземного царя, знают уже былины о татарском нашествии. Илья Муромец попадает в подкопы, татары приводят его к Калину-царю, который хочет склонить богатыря на свою сторону. Илья, однако, решительно отказывается, разрывает путы b вступает в борьбу с татарами.

Нет оснований непосредственно возводить эпизод «Повести» к эпосу. Скорее можно предположить, что между былиной и повестью стоял песенный сюжет, утраченный позднее устной традицией. Былинный мотив о богатыре, отказывающемся перейти на службу к вражескому царю, получил новое качество в формах исторической песни. Он был применен к реальному историческому лицу и к исторически конкретному событию; он был освобожден от эпической условности; были введены новые мотивы, усиливавшие достоверность и драматизм ситуации (пленение раненого героя, казнь его после отказа). Вероятность существования такой исторической песни доказывают данные фольклора более позднего времени. Чрезвычайно близка по сюжету к предполагаемой песне песня XVII века о гибели князя Пожарского. Начало этой песни позволяет представить контуры песни XIII века в той ее части, которая не отражена в «Повести». Идет вражеское наступление. Враги вызывают поединщика. Вызов принимает князь Пожарский. Он побеждает в поединке, но татарам удается захватить его в плен. Пожарского привозят к хану. Между ними происходит диалог, по своему смыслу совпадающий с тем, какой ведут Батый и Олег. Хан велит казнить Пожарского. Основанием для героизации Пожарского послужила его действительная гибель в татарском плену. Олег был взят в плен и остался жив, но те, кто создавал песню, могли и не знать о действительной судьбе князя. Единственный из рязанских князей, не погибший при защите города, он стал героем, в образе которого воплотились представления о стойкости, о верности родной земли.

Таким образом, страницы «Повести о разорении Рязани Батыем» сохранили важные следы небольшого, но чрезвычайно интересного цикла народных песен о героическом сопротивлении рязанцев татарам н об их гибели в борьбе с превосходящими силами врага. Есть основания включить в состав этого же цикла песню об Авдотье Рязаночке, известную нам уже не по литературным данным, а по записям из уст народных сказителей.