Русский Фольклор

История изучения НИЛ (летописи епископа Иоакима) рассматривалась несколько раз с разной степенью полноты и подробности. Наиболее обстоятельный обзор работ о ней был некогда осуществлен И. П. Сениговым, более подробная библиография их выполнена позднее Н. К. Никольским и напечатана около 100 лет назад. Библиография летописания, составленная Р. П. Дмитриевой, в аннотациях отраженных там работ учитывает НИЛ по 1956 г. До этого же года доведен последний по времени краткий обзор работ, посвященных НИЛ, который опубликован О. В. Твороговым в 1987 г.
В этот обзор не попали несколько важных исследований, появившихся между 1956 и 1987 гг., а суммарное рассмотрение работ предшествующего времени сторонником критического восприятия НИЛ побуждает, прежде чем говорить о недавних трудах, коротко остановиться на главных результатах изучения НИЛ и отношении к ней историков до середины XX в.
Еще Н. М. Карамзин, не отнесшийся к НИЛ серьезно и назвавший ее «шуткой» В. Н. Татищева, породил скептическое восприятие этого памятника, дожившее до недавнего времени даже в некоторых обобщающих работах (хотя такого рода суждения встречались и у менее известных ныне предшественников Карамзина).
Однако вполне определенно выступил против негативного взгляда на НИЛ С. М. Соловьев в предпринятой им характеристике трудов Татищева: «Можно как угодно ценить так называемую Иоакимовскую летопись, принимать ее известия в соображение при исследованиях или не принимать, — писал Соловьев, — но никак не должно обвинять Татищева за то, что он сохранил нам отрывок, во всяком случае любопытный, или приписывать ему самому подлог; надобно только удивляться осторожности Татищева, благодарить его за подробное описание отрывка и обстоятельств, при которых он ему достался». Не менее значимым было и суждение Соловьева о самом тексте НИЛ: «По внимательном рассмотрении отрывка оказывается, что он составлен в позднейшие времена, но составитель имел в руках начальную Новгородскую летопись, с именем епископа Иоакима, или хотя и без имени, но с ясными указаниями, что она написана этим епископом».
Вышедший годом позже труд о НИЛ, принадлежавший П. А. Лавровскому,15 поныне является единственным разносторонним исследованием этого памятника. Существенно, что за прошедшие полтора столетия основные положения этой работы остались почти непоколебленными, несмотря на попытки оспорить их. Лавровский подразделил НИЛ на две части: первая была, по его мнению, составлена в сравнительно недавнее время и в целом не является достоверной; она основана преимущественно на поздних источниках, но «имя Гостомысла, князя или старейшины новгородского, и название города Славенска заставляют предполагать у автора присутствие <...> списков летописей древних». Вторая часть летописи, начиная от Рюрика, передает содержание древнего источника, составителем которого мог быть если не епископ Иоаким, то, во всяком случае, представитель духовенства, близкий описанным событиям. Он или был современником крещения новгородцев, или знал о нем по рассказам очевидцев. Эта часть содержит «достоверные, действительные известия», причем не исключено, что она написана была в первоначальном своем виде первым новгородским епископ о м .
Скептический взгляд на НИЛ в довольно резкой форме высказал историк церкви Е. Е. Голубинский, стремясь обосновать его содержанием своего доклада, опубликованного в 1881 г. Передавать доводы Голубинского сейчас нет необходимости, так как они были внимательно разобраны и опровергнуты уже в 1883 г. обстоятельной рецензией И. А. Линниченко. Показав, что НИЛ не является фальсификатом и что составление ее невозможно приписывать Татищеву, Линниченко, однако, отнесся к тексту НИЛ все же несколько предвзято, далеко не во всем соглашаясь с Лавровским. По мнению рецензента, вторая часть НИЛ скорее является компиляцией известий, взятых как из сохранившихся летописей, так и несохранившихся, которую обильно уснастили «прагматико-риторические амплификации» позднего составителя; за вычетом их останется сравнительно немного оригинального материала, взятого из несохранившейся древней летописи. К таким известиям Лавровский относил «рассказ о крещении новгородцев (но едва ли весь), может быть, известие, что король угорский приходился тестем Святославу, и также известие о присылке к нам первых иереев из Болгарии».
Хотя рецензия И. А. Линниченко в сущности не решала основных вопросов изучения НИЛ, она показала полную несостоятельность мнения. будто бы ее текст является фальсификатом В. Н. Татищева. Специальных работ о ней долго не появлялось, но своеобразный рецидив скептического отношения к НИЛ представила малоизвестная у нас из-за обстоятельств начала второй мировой войны, хотя и напечатанная в довольно авторитетном издании, статья Мишеля Горлина, о которой стоит поэтому сказать.
М. Горлин не считает Татищева автором фальсификата и даже пишет вслед за И. А. Линниченко, что Татищев «был честный труженик, серьезный исследователь, который не пошел бы на подобную мистификацию». Но в итоге приходит к заключению, что фальсификатором был «поощряемый и подстрекаемый Татищевым» архимандрит Мелхиседек. Вообще негативное отношение М. Горлина к НИЛ по своему накалу сопоставимо с тем, что высказывал Е. Е. Голубинский. Но М. Горлин претендует еще и на оценку привлекших его внимание трудов. Он не пощадил даже А. А. Шахматова, хотя последний, строго говоря, не может быть отнесен к исследователям приведенного у Татищева текста НИЛ. М. Горлин высказывает убеждение, что А. А. Шахматов «был под сильным впечатлением от чтения Татищева» и что «именно нашей летописи посвящена самая сомнительная часть его реконструкции», отослав к с. 495—508 «Разысканий» А. А. Шахматова, которые Горлин, видимо, прочел не слишком внимательно: на них рассматриваются главным образом летописные известия о событиях, происходивших значительно позже того, на чем обрывается известный нам текст НИЛ, который привел Татищев.
Как пишет Горлин, «интересы исторические и политические второй четверти XVIII века оставили свой весьма четкий след» в тексте НИЛ, а «мотивы, которыми руководствовались» при ее создании, состояли в том, чтобы «узаконить недавние завоевания». Полагая, что он пересказывает текст, напечатанный Татищевым, Горлин называет «область, завоеванную Буривоем к западу (a I'ouest) от реки Кюмень», тогда как из текста НИЛ и примечания Татищева ясно, что владения Буривоя находились к востоку, а не к западу от нее. Завоевания же России в XVIII в., во-первых, вообще не простирались на запад от реки Кюмень, а во-вторых, сомнительно, чтобы их мог «узаконить» летописный текст, где говорится, что Буривой «при оной реце побежден бысть, вся свои вой погуби, едва сам спасеся». Согласно выводам Горлина, «связи, объединяющие Иоакимовскую летопись с интересами Татищева», свидетельствуют, что она была составлена «для Татищева», причем «эта подделка внушена была» им самим, ибо, как полагает Горлин, Татищев послал Мелхиседеку «сведения по проблемам, которые его интересовали», желая получить их подтверждение, и НИЛ «стала как бы „материализацией" желаний Татищева».
Кроме того, по убеждению Горлина, НИЛ была порождением борьбы Бизюкова монастыря против смоленских митрополитов: архимандрит Мелхиседек стремился «привлечь благосклонность Петербурга», и «большим козырем в этой игре» должно было стать нахождение в его обители «самой древней русской летописи», которая «показывала бы приоритетные права русских на Карелию». Остается только неясным, с какой стати и каким образом Татищев при его сложных отношениях с церковью стал бы воздействовать на Синод в интересах Бизюкова монастыря и какую роль могло в этом сыграть подобное «подтверждение» русских прав на уже присоединенную опять Карелию, которая ранее входила в состав владений Великого Новгорода на протяжении ряда веков.
Специальное внимание М. Горлин обращает на присутствие в НИЛ скандинавских имен и географических названий. Часть их он возводит к переведенной на русский язык Татищевым и увидевшей свет в первом томе его «Истории» работе Г. С. Байера, до того изданной на латинском языке в 1738 г. (полагая, очевидно, что на латыни ее спешно изучал «мало грамоте умеюсчий» Мелхиседек). Другие скандинавские имена, по словам М. Горлина, «свободно придумываются» фальсификатором — наравне с такими славянскими, как Буривой или даже Владимир, причем «все начало летописи находится под знаком русско-варяжских связей», а «тенденция автора» состоит в том, чтобы показать их древность и «снять тем самым с приглашения князей всякий характер иностранной интервенции». Остается гадать, какие из предшественников предполагаемого фальсификатора трактовали приглашение Рюрика и его братьев как «интервенцию».
Мотивация Горлином подложности Новгородской Иоакимовской летописи типологически сходна с предпринятой тогда же его учителем А. Мазоном мотивацией подложности «Слова о полку Игореве».

С. Н. Азбелев
УСТНАЯ ИСТОРИЯ В ПАМЯТНИКАХ НОВГОРОДА И НОВГОРОДСКОЙ ЗЕМЛИ

Начало: Устная основа летописи епископа Иоакима

Продолжение: Устная основа летописи епископа Иоакима (3)