Русский Фольклор

Памятники московской деловой письменности XVIII в. (начало)

Лингвистические данные источников рецензируемого издания вносят существенный вклад в разработку проблемы формирования русского литературного языка. Опубликованные тексты представляют собой ценный материал для изучения прежде всего сфер употребления и взаимоотношения различных стихий русского языка XVIII в. Уже начиная с XVII в. происходит, сближение (в XVIII в. этот процесс становится все более активным) двух норм языкового выражения; церковнославянского и собственно русского языка, противопоставление которых было характерно для более ранних периодов развития языка. В опубликованных источниках наблюдаются факты такого тесного взаимодействия. Материалы рецензируемого издания обогащают наши представления в изучении проблемы соотношения церковнославянской и русской стихий в языке XVIII в., одной из важнейших в истории образования русского литературного языка.

Различные функционально-стилистические перемещения в русском литературном языке XVIII в., взаимодействие двух генетико-стилистических стихий были тесно связаны с процессами обогащения словарного состава этого времени иноязычной лексикой. И с этой точки зрения опубликованные тексты представляют бесспорный интерес. Так, необычайно активной сферой употребления иноязычных слов была частная переписка; особенно широкое функционирование заимствованных слов наблюдалось в письмах образованных людей того времени. Ср., например, в этом плане отрывки из писем Василия Борисовича Голицына брату Владимиру Борисовичу Голицыну: | Што касаегоца да брата князь Александра Михаиловича я вал евсо ваяж в перван писме шбстаятелна а писывал... (Письмо № 21, 8 апреля 1771 г.)... радуюсь сердешна што вал деревня | понравилась дай богъ весела здарова и благопалучна пажить са всей | вашей 0амилиеи: (там же); ... и без лука | вства вал донаш я вижу из писемъ вашихъ | што вагь гончие сабаки нравютца такъ отдаю | на вашу дискрецию и честь приказать зделать | имъ всемъ роспись какъ маладымъ такъ и ста | рымъ и сколко вамътхочетца изътоныл иметь | те отметить и оную ве | домось равсмотря | ка мне | прислат... (Письмо № 25, 17 мая 1771 г.)

Общеизвестно, какое важное место отводится роли московского койне в формировании устной разновидности русского литературного языка. Рецензируемые источники представляют собой богатейший материал и для изучения состояния разговорного языка Москвы XVIII в.

Опубликованные источники представляют собой ценный материал и для исследования собственно историко-лексикологических проблем, связанных с изучением как ; лексических микросистем XVIII в. (лексико-семантических полей, тематических и синонимических групп лексики), так и истории отдельных слов. В рецензируемой книге широко представлены, например, тематические группы слов, обозначающих самые разнообразные наименования Сбытовой лексики: наименования строений ги их частей (ср. дом, хоромы, изба, горница, комната, светелка, чердак, клеть, подклеть и др.), наименования вещей домашнего обихода (оловяник, вулган, ендова, потсвешник и др.), наименования тканей (грезет, миткаль, атлас, кисел, бархат, терценель), интересны группы лексики, обозначающие цвет, названия одежды, наименования различных садовых цветов.

Опубликованные тексты дают нам ценную лингвистическую информацию и в области терминологической лексики. Так, интересную терминологическую группу, обозначающую наименования лиц по профессиям, связанным с производством сукна, находим в Сказках жителей Москвы об имущественном состоянии, торговле и прочем: ткач, прядильщик, шпульник, картовщик, шерстоснимателъ, парсовщик, парсовый ученик, шкробольщик, суконщик, суровых сукон подмастерье (подмастер) и др. Читатель находит самые разнообразные терминологические сочетания со словом ряд, относящиеся к сфере торговли и обозначающие «лавки на рынке, расположенные в одну линию и предназначенные для торговли однородными товарами»: соляной ряд, мучной ряд, зелейный ряд, овощной ряд, рыбный ряд, мясной ряд, ветчинный ряд, масляный ряд, медовый ряд, сапожный ряд, подошвенный ряд, саидашный ряд, котельный ряд, железный ряд, оконнешный ряд, книжный ряд, шелковый ряд, ветошный ряд, скорняжный ряд, москательный ряд.

Рецензируемый труд представляет бесспорный интерес и с точки зрения исследования грамматического и синтаксического строя Московской деловой письменности. «... Публикуемые тексты,— как указывает во Введении А. И. Сумки-на,— представляют определенный этап становления русской пунктуации и могут быть использованы для истории ее изучения».

У рецензента имеется лишь одно замечание: насколько оправданным является включение частной переписки в жанр памятников деловой письменности XVIII в.

Сам издатель четко различает источники, включенные им в жанр памятников деловой письменности XVIII в. Так, например, в начале Введения, где дается характеристика опубликованных в данном издании текстов, говорится о двух их видах, отражающих «некоторые черты обиходно-разговорного языка Москвы XVIII в. и определенные нормы деловой письменности». На с. 6 также разграничивается частная переписка и разные виды актовой письменности. На с. 9 того же Введения А. И. Су кина, говоря о значении изданных текстов в области изучения синтаксических средств и делая определенные наблюдения над синтаксическим строем Московской деловой письменности XVIII века, пишет: «В языке XVIII в., как и в более раннюю эпоху, происходит дальнейшая дифференциация средств, свойственных разным сферам общения. В публикуемых текстах наблюдаются различные сочетания сложносочиненных и сложноподчиненных конструкций, одни из них в большей мере характерны для актовой письменности, другие — для эпистолярной» (разрядка наша.— С. К.).

Таким образом, публикатор последовательно разграничивает для XVIII в. частную переписку и памятники деловой письменности как источники разной сферы письменного наследия этого периода. Тогда у читателя возникает вопрос: почему же все-таки материалы частной переписки в языке XVIII в. в рецензируемой книге отнесены к памятникам деловой письменности? Во, Введении следовало бы, хотя бы очень кратко, затронуть эту проблему. Другое дело, что деловой язык уже во второй половине XVII в., в отличие от делового языка эпохи средневековья, представляет собой развитую полифункциональную систему. Наметившееся во второй половине XVII в. расширение сфер употребления делового языка в сопоставлении с церковнославянским в XVIII в. протекает значительно интенсивнее. В этот период деловой язык обслуживает самые разнообразные сферы: научную, техническую, юридическую, а также собственно литературные жанры (публицистические произведения и газеты, эпистолярный жанр).

Однако причислять частную переписку как жанр к памятникам деловой письменности XVIII в., думается, не совсем правомерно. Аналогичные источники разграничиваются даже для XVII в. Такое разграничение, хотя с некоторой оговоркой, проводится публикаторами в «Московской деловой и бытовой письменности XVII века».

Высказанное замечание нисколько не снижает самой высокой оценки (о чем было сказано выше) рецензируемой книги. Бесспорно, что книга, изданная А. И. Сумкиной, внесет свой весомый вклад как в изучение истории русского литературного языка в целом, так и в частности в изучение языка одного из его интереснейших периодов — XVIII века.